Праздновать свободу Анна начала в детской комнате. Больше никакой любви. Лишь три трупика в луже крови.
Продолжила в покоях фрейлин. Никакой дружбы. Только истерзанные тела, разодранная плоть.
Завершила в комнате для слуг. Никакой ответственности. Одни только кровавые ошметки того, что когда-то было людьми.
Под утро вернулась к себе. Вылизывала шерсть, приводя себя в порядок после пира.
– Ты все хорошо сделала, девочка, – сказал Черный человек. – Я больше не нужен. Я ухожу, а ты живи по новым правилам. По законам ночи.
Владивосток, май 2012 года
Я судорожно соображал. Выстрелить первым? Револьвер вскинуть не успею, она меня продырявит быстрее. Снова тянуть время? Только это и остается. Хорошо, бабы любят поболтать. Попрощаться она решила. Нормальный мужик выстрелил бы мне в спину, и все дела. Но этим же драматические эффекты подавай…
Навесив на лицо выражение крайней растерянности и удивления, я стоял перед девушкой, держа кольт в опущенной руке. И очень надеялся, что Маша в порыве красноречия не обратит на это внимания.
– Жаль, – повторила она, целясь мне в грудь. – Очень не хочется тебя убирать, но приказ есть приказ.
За ее спиной в распахнутом сейфе горели какие-то бумаги.
– Архив Батори? – спросил я.
Маша кивнула.
– Неужели на СКДВ работаешь?
– Католической церкви не нужно, чтобы всплывала эта грязная история, – пояснила девушка. – И еще: сам знаешь, из Ордена чистильщиков живыми не уходят. Тебе так и не простили предательства. Извини, Иван. Если это тебя немного утешит: мне было с тобой очень хорошо…
Ее палец лег на спусковой крючок.
– Погоди, Маш! Скажи хоть, откуда ты?
– Сестра Мария, Конгрегация Сестер Непорочного Зачатия, – по-военному четко отрапортовала она. – Прощай, Иван.
Несмотря на серьезность ситуации, заржал я совершенно неприлично:
– Монашка?.. Непорочное зачатие?.. Это там тебя трахаться учили?
– Скотина! – взвизгнула девчонка и нажала на спуск.
Я же еще и скотина… За мгновение до выстрела рухнул назад, в падении вскинул руку, выстрелил в ответ. Левое плечо обожгло болью – чертова монахиня все же меня ранила. Сама девушка не проявляла признаков жизни. Я осторожно поднял голову, увидел стену напротив, забрызганную кровью и мозгами – не промазал, значит. Маша сидела на полу, в глазах изумление, череп пробит. Даже сейчас красивая. Жалко…
– Не надо было смешивать работу с удовольствием, – пробормотал я, оглядываясь.
Архив благополучно догорел. Что там было, интересно? Наверняка протоколы суда, завещания Эржебеты – подлинные и поддельные, бумаги, подтверждающие собственность на замки, личные и деловые письма… все то, что могло бы пролить свет на роль церкви в истории графини Батори.