— 77 —
и отправленные по настоянію К—ова о появленіи цынги, сдѣлали свое дѣло. Игнорировать далѣе голодовку было уже невозможно. Становые пристава, земскіе начальники и т. п. начальство волей-неволей должно было признать не только появленіе цынги, но и ея быстрое распространеніе.
9 апрѣля врачъ Ставропольскаго уѣзднаго земства
г. Глушковъ сообщалъ въ санитарное бюро Самарской губернской земской управы, что, объѣхавъ, вслѣдствіе рапорта ташолкскаго сельскаго старосты и сообщеній станового пристава, селенія Ташолкской волости, онъ обнаружилъ въ нихъ многочисленныя заболѣванія цынгой, а именно въ селѣ Вишенкахъ оказалось 37 человѣкъ больныхъ цынгою, въ Куроѣдовѣ—15, въ деревнѣ Рѣпьевкѣ—17 и въ селѣ Ташолкѣ—24.
„Въ виду значительнаго распространенія цынги— писалъ далѣе г. Глушковъ,—весьма малочисленнаго персонала при ввѣренной мнѣ больницѣ, значительнаго наплыва какъ амбулаторныхъ, такъ и стаціонарныхъ больныхъ, я лично самъ не могъ принять на себя хотя какую-либо организацію помощи въ этихъ селахъ, вслѣдствіе чего является крайнею необходимостью приглашеніе санитарнаго отряда въ Ташолкскую волость, такъ какъ вся она почти цѣликомъ охвачена цынгой. При этомъ врачъ пояснялъ, что „за послѣднее время, судя по даннымъ амбулаторіи ввѣренной ему больницы, цынга проявляется въ весьма значительномъ количествѣ, увеличиваясь съ каждымъ днемъ почти по всему участку, такъ что можно съ положительностью сказать, что нѣтъ ни одного села въ участкѣ, въ которомъ нельзя было бы обнаружить отъ 5 до 10 заболѣваній цынгою..."
78
Но возвращаюсь къ нашему пріѣзду въ Ташолку.
Мы дружески встрѣтились съ К—овымъ, который пригласилъ насъ къ себѣ,—онъ снималъ большую крестьянскую избу,—здѣсь за стаканомъ чая мы долго просидѣли у него въ разговорѣ о голодовкѣ, цынгѣ и дѣятельности лицъ, работавшихъ на голодѣ отъ самарскаго частнаго кружка и Краснаго Креста. Затѣмъ, закусивъ чѣмъ Богъ послалъ, мы расположились у него на ночлегъ, рѣшивши на слѣдующій день утромъ осмотрѣть больничку для цынготныхъ и всѣ столовыя, устроенныя въ Ташолкѣ для дѣтей и „лицъ съ ослабленнымъ питаніемъ".
IX.
Студентъ изъ Краснаго Креста.
На другой день мы поднялись довольно рано, такъ какъ, помимо всего прочаго, спанье на грязномъ полу крестьянской избы, при чемъ роль матраца исполнялъ жидкій пледъ, отнюдь не могло вызывать желанія оставаться подольше въ этой импровизированной постели.
Только-что мы усѣлись за самоваръ, какъ въ комнату вошелъ молодой человѣкъ, лѣтъ 25, въ тужуркѣ студента военно-медицинской академіи. Щегольской костюмъ, безукоризненное бѣлье, выхоленныя лицо и руки, наконецъ самая манера держаться—все это говорило за принадлежность молодого человѣка къ извѣстному студенческому типу. Расшаркавшись съ непринужденностью человѣка, привыкшаго къ свѣтскому обществу, онъ не безъ нѣкотораго апломба отрекомендовался намъ. Какъ оказалось, это былъ командированный въ Ташолку Краснымъ Крестомъ недикъ 5-Г0 курса г. X. или „дохтуръ", какъ его прозвали крестьяне.