Волчья Ягода снова фыркнул, пустив из носа несколько искр.
«Так мы все вроде волчья еда», – ответил он.
Я начала вычесывать его ужасно перепутанную гриву. Всякий раз, когда я задевала кожу на черепе, он меня покусывал, а укусы его, знаешь ли, что удары меча. Вот, помню, я тогда поплакала! А на морозе даже плакать больно. Слезы не льются, а брызгают, да половина к лицу примерзает. Не знала я тогда, как сдержать рыдания. Когда я закончила, его волосы были алыми от моей крови, и он стал как его алый брат. Ночь снаружи была черной и густой – этот город пугал меня. Где взять еду? Где напиться и где поспать? Чтобы не думать об этом, я взялась перековать Волчью Ягоду. Я оторвала его старые изношенные до нитки подковы и приколотила новые, железные. Я знала, как подковать лошадь, потому что, когда я была юной и носила красный галстук, нас заставляли ухаживать за милицейскими лошадьми после школы. На тот случай, если снова война, как ты понимаешь. Так что я почесала его по шерсти за копытом – такой мягкой и горячей, – и он подал мне ногу прямо в руки. Когда я закончила, Волчья Ягода посмотрел на меня огромными горящими глазами и улегся в своем чистом стойле.
«Иди, – сказал он. – Ложись со мной, он заберет тебя завтра утром. Можешь пить из моего корыта и есть из моей торбы с овсом».
– Так вот, Наша, я пила и ела, хотя овес был сухой и безвкусный. Я нашла в торбе кусок сахара, и Волчья Ягода разрешил мне его съесть. Я легла рядом с его белым брюхом и закрыла глаза. Это было как спать на печке в моем старом доме. Потому что, Наша, даже если ты плохо себя вел, бывает, найдется где-то теплая постель и теплый друг, если знаешь, где искать. Я этому училась у Волчьей Ягоды, хотя и не думала, что мне будет суждено этому научиться. И как раз когда я уже начала засыпать, вся изломанная и измученная, все еще в крови от его укусов, Волчья Ягода сказал мне тихонько на ухо: «Доброго сна, Марья Моревна. Я думаю, ты мне больше всех нравишься. Другие девушки и не подумали меня перековать».
– И утром он за тобой пришел?
– Да, конечно, я была прощена. Нельзя никого наказывать, если не хочешь простить в конце концов. В чем тогда смысл? И я рассказала ему, что сказал Волчья Ягода.
– А он? Что Папа ответил?
– Сказал, ты, должно быть, ослышалась, не было никаких других девушек.
В темноте берданка Наганя нахмурилась и прищелкнула языком.
Марья Моревна спала с крепко сжатыми кулаками, держа их наготове у подбородка.
Глава 9. Девушка по имени Елена
Мадам Лебедева затянулась сигаретой, вставленной в мундштук из слоновой кости, и выпустила изящную тонкую струйку дыма. Она сидела откинувшись в синем плюшевом кресле. Платье без рукавов, сшитое из лебединых перьев, усеянных бисером, скрадывало худобу ее угловатого тела. Мадам была очень занята тем, что напоказ не ела свой огуречный суп. В зеленом бульоне плавали одинокие заброшенные лепестки петрушки и эстрагона. Лебедева доверительно наклонилась к Маше, хотя в том и не было нужды, – переполненное кафе гудело достаточно, чтобы оставить в секрете все, чем пожелаешь поделиться с подругой.