Правда о допетровской Руси (Буровский) - страница 111

Во всех отношениях это была противоположность Ордин-Нащокину. Ордин-Нащокин обладал характером, который не мог ему не мешать в делах государевой службы; разве что творческий человек, который сидит себе, занимается чистой теорией, да предприниматель эпохи «первоначального накопления» мог позволить себе такое безнаказанно. А вот Артамон Сергеевич умел быть и хитрым, и пройдошливым, и крайне дипломатичным и умел не вызывать раздражения ни своими талантами, ни своим умственным превосходством. Он умел показать боярам, что именно они здесь главные, что им принадлежит первое место в обществе… но поступал неизменно по-своему.

И в области служебной он полная противоположность Афанасию Лаврентьевичу. Тот-то хотел по возможности со всей Европой мира и даже к собственному сыну приставил учителями пленных поляков. Идеалом для него было такое положение вещей, когда вожделенное влияние Европы хлынет в Россию как можно более широким потоком.

Артамон Сергеевич тоже хотел этого влияния, но на других условиях, в большей степени с позиции силы. Главной задачей всей внешней политики Московии он последовательно считал воссоединение всей Руси, то есть присоединение к Московии и Украины, и Белой Руси, и даже Галиции. Он всерьез предлагал даже отказаться от войны со Швецией за Балтийское море, чтобы Московия могла развязать себе руки для удобства войны с Польшей.

Но «западник» он был ничуть не меньший, чем Ордин-Нащокин! Имел большую библиотеку, в которой хранились не только богослужебные книги или необходимая для государственного человека литература. Были там и сочинения философов, и светские романы, и жизнеописания римских цезарей, королей и прочих «великих людей». Артамон Сергеевич и сам написал книгу — «Титулярник», то есть справочник по дипломатической переписке, где объяснялось, кого и как надо «титуловать».

Был этот умный человек близок с царем Алексеем, а вот после его смерти, при царе Федоре, в 1676 году удален от двора, сослан с семьей на север — Милославские «убрали конкурента», заведомого сторонника Нарышкиных. Вернулся он из ссылки сразу же после смерти Федора и тут же сам нашел свою смерть — был убит во время Стрелецкого восстания 1682 года. Смерть его описана подробно, мы хорошо знаем, как стрельцы оторвали Матвеева от кричавшей «в голос» Натальи Кирилловны и от Петра, вцепившегося в рубашку Матвеева, и как сбросили его с высокого крыльца прямо на подставленные копья. С этой сценой многие историки связывали потом явное безумие или, по крайней мере, явную неадекватность Петра. На мой взгляд, связывали совершенно напрасно, но это уже другое дело.