Дворец в Коломенском, любимом селе Алексея Михайловича, называли «восьмое чудо света» (но что только так не называли!). Бесконечно достраивая и перестраивая этот дворец, плотники создали деревянное чудо на 270 комнат (не хочу выяснять, которое по счету это чудо). Затейливая кровля с деревянной черепицей, множество башенок, резное дерево на высоком крыльце, на ступенях; дворец казался сказочным. Грустно, что в 1768 году дворец так обветшал, что безопаснее стало его разобрать и снести. А фотографии в то время еще не было, и мы уже никогда не увидим дворца Алексея Михайловича.
Отстраивается Москва, и возводится не только комплекс необходимых для государства строений на Красной площади: Земский приказ, Монетный двор, на закладной плите которого сохранилась надпись: «Построен сей двор ради делания денежной казны в 1697 году».
Над Воскресенскими воротами Китай-города надстраивается палата, увенчанная двумя каменными шатрами — как триумфальная арка парадного въезда на главную площадь страны. Это уже не здания, действительно необходимые, — тех же приказов или иных казенных мест. Тратятся деньги, силы, время — и все для того только, чтобы сделать центр Москвы более нарядным и красивым.
Но это — действия правительства, а в XVII веке многие частные люди — и бояре, и совсем простых званий (по крайней мере, в Москве) — начали строить себе каменные палаты. Острой необходимости в этом нет — дерево по-прежнему в изобилии, дешево и в любой момент может быть доставлено в Москву. Просто у людей водятся денежки, а каменное строительство худо-бедно входит в моду. По отзывам современников, в одной Москве только при Софье возвели 3 тысячи каменных зданий. Возможно, самое характерное из них — палаты думного дьяка Аверкия Кириллова — трехэтажная «домина» с крытым переходом в церковь Николы в Берсеневе (1656–1657).
Впрочем, до нашего времени дошло довольно много каменных зданий этой эпохи, и я не рискну утверждать, что их качество ниже и что они менее удобны, чем сооружения «послепетровской эпохи».
Жаль, что до нас не дошли «хоромины» Василия Голицына и Артамона Матвеева, но тут уж ничего не поделаешь.
К этим явлениям в архитектуре уже в XX веке стали применять понятие «нарышкинское барокко». Термин этот чисто искусствоведческий, и в Москве XVII и XVIII веков никто так не называл этого явления, но ведь главное схвачено! В «нарышкинском барокко» так же, как и в европейском, стало очень важно пышное, порой избыточное украшательство, парадность, яркость. Так же, как и европейское, «нарышкинское барокко» просто вызывающе порывало с аскетичным, устремленным к небу Средневековьем, заявляло вкус, требующий земных радостей.