- Эх… Ну, дело Ваше, Фигаро. Поступайте, как знаете. А меня ждет тушеная утка. Метлби, отбой.
Самопишущее перо в руке следователя вздрогнуло и перестало пульсировать. Сеанс связи был окончен.
Кто-то когда-то сказал, что решимость, равно как и бравада – навроде вина в бутылке: пока оно есть, не думаешь о том, что будет дальше. Но бутылка неизменно пустеет, после чего следуют размышления о своем недавнем поведении.
…Первые полквартала Фигаро отмахал налегке, лихо заломив котелок на затылок, и насвистывая «Мою блондинку» – невероятно пошлый фокстрот, вошедший в моду в провинции этим летом. Подкованные башмаки весело цокали по брусчатке, стрелки брюк с оттяжкой стригли воздух, а трубка пыхтела, как труба товарняка. Впервые за вечер у следователя было хорошее настроение.
Но когда ярко освещенная газовыми фонарями Малая Каменка сменилась темным зигзагом Дырявого Переулка, гонору у Фигаро поубавилось. Кривая улочка, освещенная древним, как скелет из кургана, фонарем, пламя которого, почему-то мерцало и дергалось, хотя стекло колпака было цело, а на дворе стоял полный штиль, была какой-то уж чересчур «книжной». Она словно шагнула в реальность со страниц одного из тех романчиков про всякую жуть, что в две руки и одну ногу пишут дамочки бальзаковского возраста для того, чтобы другие дамочки примерно тех же лет читали их между полустанком «Косой» и станцией «Запрудная».
И где-то здесь обрывался след таинственного (и ведь таинственного, черт!) убийцы, протянувшийся за ним в мировом эфире, словно кровавая дорожка. «Колокола Ночи» – заклятье страшное и невероятно сильное, атакующее нервную систему жертвы, одновременно с тем как бы прожигающее саму ткань пространства, куда затем утекает, подобно ключевой воде, жизнь несчастного, которого угораздило стать целью «Колоколов». Такое колдовство оставляет за собой нечто вроде шлейфа, который даже опытный чародей не в силах скрыть, развеяв остаточные колебания, что называется, «по ветру».
Но их можно замаскировать. Убийца не просто так пришел сюда, на грязную улочку между складами Большой Пружинной фабрики. Здесь, под стенами одинаковых кирпичных «коробок» годами ржавело бесхозное железо: шестерни с поломанными зубьями, сломанные станки раннего парового века, прохудившиеся цистерны, многие из которых до сих пор хранили остатки своего алхимического содержимого и прочий металлический лом. Металл разрушал изящные сплетения силовых линий заклятий; именно поэтому он не использовался ни в одной из известных колдовских процедур, а чародеи, начиная с деревенских ведьм и заканчивая магистрами Коллегии, не носили золотых колец и серебряных цепочек, да и путешествовать предпочитали, по старинке – верхом (не считая, разумеется, профи, умеющих создавать стабильные блиц-коридоры).