После внезапного эмоционального и страшного рассказа Роберта о Трее Спайделле и последующего уныния за столом, на авансцену вышла Изадора, к ней присоединилась ее подруга Джанин, и обе долго рассказывали о своей работе в школьных буфетах. Наконец всем так наскучило слушать этих двух девиц, сидя на шатких стульях за столом, что Жюль рассказала собственную историю о работе, которая была у нее на втором курсе в Баффало.
— Я специализировалась на театре, а вторым предметом шла психология, — сообщила она сидящим за столом. — Играла в пьесах, а еще помогала преподавателю психологии, проводившему опыты на других студентах, которым платили по двадцать долларов. Я выполняла один эксперимент, в котором надо было попросить своего подопытного описать свое самое болезненное эмоциональное переживание. «Все это будет конфиденциально», — заверила я их.
Она поведала собравшимся, как эти студенты, которых она никогда прежде не знала, но, возможно, видела в кампусе, свободно рассказывали о разрывах со школьными возлюбленными, о смерти своих матерей, а однажды даже о том, как погиб, неудачно нырнув, одиннадцатилетний брат. Но произносимые ими слова были несущественны; они не знали, что единственным аспектом, который она изучала в рамках эксперимента, был язык тела. Жюль следила за их руками, за движениями головы, и делала заметки. Через какое-то время необработанный эмоциональный материал начал звучать для нее как обыкновенные откровения. Чужая боль реально овеществилась, и Жюль уже не могла ее недооценивать или пропускать мимо ушей. Она даже представляла себе, как среди этих людей сама сидит и рассказывает о смерти своего отца, и голос ее так же срывается и дрожит, как у них. Они испытывали облегчение, делясь с ней своей болью, хотя на самом деле было неважно, насколько внимательно она слушает.
По ходу ужина нога Денниса Бойда несколько раз билась об стол — этот парень был таким крупным, что для этого ему было достаточно лишь слегка приподнять ее над полом. Изадора сказала:
— Деннис, прекрати, а то это уже похоже на спиритический сеанс, — и хлопнула его по руке. Она частенько била мужчин, якобы любя.
— А что Деннис делал? — спросила Жюль.
— Ногой качал, — ответила Изадора. — Как мальчишка.
— Я и есть мальчишка, — сказал Деннис. — Ну, или был когда-то.
— Не все мальчишки качают ногами, — заметила Жюль, вроде как флиртуя на свой манер, хотя с чего принято считать, что игривость непременно свидетельствует о флирте и сексуальном интересе? Почему об этом не свидетельствует серьезность? Или грусть?