— Вот расскажи им это. Мне постоянно одно дерьмо достается, — сказал Гудмен.
— Тебе?
Никто его не ругал, насколько она знала. Он свободно шагал по земле, как избалованное, драгоценное вольное создание. Лето явно было для него лучшей порой. Здесь он мог работать над своими маленькими моделями зданий и мостов; здесь мог кайфовать, лизаться с девчонками, скользить сквозь безупречное, легкое лето. В конце концов он когда-нибудь остепенится, и все у него сложится, думала она.
— Они не должны так с тобой обращаться, — сказала Жюль. — У тебя огромный потенциал.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Учусь я хреново. Никогда не довожу дело до конца, так мне говорят.
Он опять взглянул на нее.
— Ты забавный человечек, — сказал он. — Забавный человечек, попавший в ближний круг.
— Какой еще ближний круг? Не льсти себе, — ответила она, потому что именно такие слова порой говорили девочки парням, которые начинали вредничать и которых надо было слегка одернуть.
Гудмен лишь пожал плечами.
— Тебе разве не надо готовиться к отъезду или к чему там? — спросил он, показавшись вдруг очень сонным, начинающим отступать от нее, терять интерес.
— А тебе не надо? — сказала Жюль и двинулась, не дожидаясь ответа. Ей ни с того ни с сего пришло в голову, что освещенный коридор позади нее наверняка подсвечивает ореол, оставшийся от ее кудрявой и выцветшей завивки. Гудмен самонадеян, а она позволила ему вовсю распушить перья; был в нем этот изъян, точно так же как в ней изъян составляли ее собственные физические несовершенства и неуклюжесть. Но он вместе с тем был преисполнен возможностей, как и его сестра. Все стрелки указывали на Гудмена и Эш, и, конечно, ей хотелось следовать этим стрелкам. Только что Жюль и Гудмен вместе пережили миг, в который он чуть-чуть приоткрылся перед ней. Защищая его, она недоумевала, как его родители могут быть такими требовательными и придирчивыми. Гудмену Вулфу надо просто позволить существовать в естественной форме, растягиваться по всем поверхностям, возноситься над людьми, прикрывать глаза и шептать, а если переспросишь, он не повторит. Но в мире, вдали от «Лесного духа», свои напряги. Идиллия заканчивается сегодня, и она жалела его и себя, ведь ее собственная идиллия тоже заканчивалась.
Жюль потянулась к нему, чтобы обнять на прощанье, точно так же, как обнимала Джону Бэя, с таким же отмеренным уровнем близости, но услыхала позади шаги, а затем раздался голос сестры:
— Мы так и стоим на месте, пока остальные разъезжаются, Джули. Ты собираешься загружаться в машину или нет?