Джона час просидел с гитарой, а Барри, устроившись в уголке, за ним наблюдал, но обстановка была такой необычной, что мальчик нервничал и ничего не выходило.
— Не беда, — твердил Барри. — Завтра еще придешь.
Отчего-то Джоне и впрямь захотелось прийти сюда опять; никогда прежде никто кроме матери не уделял ему столько внимания. Вновь сидя в той же гостиной на второй день, Барри Клейс спросил у него:
— Жвачку любишь?
— Жвачку кто угодно любит, — откликнулся Джона.
— Это точно, — сказал Барри. — Звучит как песня, которую ты напишешь. «Жвачку кто угодно любит». Но это новая. Классная. Ты должен попробовать.
Он вытащил из кармана пачку с виду обыкновенной жвачки «Кларкс Тиберри», и Джона воскликнул:
— А, ну такую-то я уже пробовал.
— Это специальная серия, — возразил Барри. И протянул пластинку Джоне, который ее развернул и, сложив, отправил в рот.
— Горькая.
— Только поначалу.
— Вряд ли она станет очень популярной, — заметил Джона.
Горечь ушла, и осталась жвачка как жвачка, самая обычная, от какой появляется столько слюны, что даром не надо.
— Итак, — приступил к делу Барри. — Гитара или банджо? Выбирай себе отраву.
— Гитара, — сказал Джона. — А ты играй на банджо.
— Я тебе подыграю, чувак, — ответил Барри.
Он откинулся на кушетку, наблюдая, как Джона с трудом пробирается через несколько аккордов, которым научила мать. Барри взял банджо и заиграл. Это продолжалось полчаса, час, и в определенный момент Джона заметил, что стены комнаты, похоже, становятся выпукло-вогнутыми, гнутся, но не рушатся. Это напоминало землетрясение в замедленной съемке, только ничего при этом не дрожало.
— Барри, — наконец выговорил он. — Стены.
Барри с интересом наклонился вперед.
— А что с ними?
— Они дышат.
Барри улыбнулся, спокойно оценив слова Джоны.
— Иногда так бывает, — сказал он. — Ньюпорт — особое место. Просто воспринимай как есть и радуйся. У тебя есть воображение, Джона. Расскажи, что ты видишь, ладно? Опиши мне. Понимаешь, мне никогда особо не удавалось хорошо описывать происходящее вокруг. Это один из многих моих недостатков. А ты явно родился с описательным даром. Тебе очень, очень повезло.
Двигая рукой, Джона видел, как за ней следует еще дюжина рук. Он сходил с ума и знал это. Он был маленьким мальчиком, сходящим с ума, но иногда такое с людьми случается. У него был двоюродный брат Томас, который в старших классах стал шизофреником.
— Барри, — произнес Джона упавшим голосом. — Я шизофреник.
— Шизофреник? Думаешь? Нет, нет, неправда. Ты просто умеешь по-настоящему видеть и творить, Джона, вот и все.