— Не могу сказать ничего определенного… Мне очень трудно передать свое впечатление…
…Редко в своей жизни он бывал так озадачен и вместе с тем так заинтересован расследованием дела.
Кстати говоря, сама встреча происходила в крайне неблагоприятной обстановке — прямо в палате, где примерно десять больных лежали на койках, а другие сидели или стояли у окна. Некоторым было очень плохо. Все время раздавались звонки, по палате взад и вперед сновала медицинская сестра, наклоняясь то над одним, то над другим.
Почти все больные с нескрываемым любопытством разглядывали комиссара, сидевшего подле Келлера, и прислушивались к его словам.
К двери то и дело подходила старшая сестра и укоризненно, с обеспокоенным видом поглядывала на них обоих.
— Пожалуйста, не задерживайтесь в палате, — просила она Мегрэ. — Его нельзя утомлять…
Комиссар, наклонившись к больному, говорил тихо, чуть ли не шепотом:
— Вы слышите меня, мосье Келлер? Вы помните, что с вами случилось в понедельник вечером, когда вы спали под мостом Мари?
Лицо пострадавшего казалось совершенно бесстрастным, но Мегрэ интересовали только глаза. В них не отражалось ни тревоги, ни тоски. Глаза были серые, поблекшие, какие-то изношенные, много повидавшие на своем веку.
— Вы спали, когда на вас было совершено нападение?
Тубиб не отрывал взгляда от Мегрэ. И странное дело: казалось, не Мегрэ изучает Келлера, а Келлер изучает его.
Это настолько стесняло комиссара, что он счел необходимым представиться:
— Меня зовут Мегрэ. Я руковожу бригадой Сыскной полиции и пытаюсь выяснить, что с вами произошло… Я видел вашу жену, вашу дочь, речников, которые вытащили вас из Сены…
При упоминании о жене и дочери Тубиб даже не вздрогнул, но можно было поклясться, что в эту минуту в глазах его промелькнула легкая ирония.
— Вам трудно говорить?
Он даже и не пытался ответить ему хотя бы кивком головы или движением ресниц.
— Вы понимаете, что вам говорят?
Ясное дело! Мегрэ был убежден, что не ошибся. Келлер не только понимал смысл слов, но и прекрасно разбирался в интонации.
— Быть может, вас стесняет, что я задаю вам вопросы в присутствии других больных?.. — И тут же, чтобы расположить к себе бродягу, он добавил: — Я бы с радостью положил вас в отдельную палату. Но это, к сожалению, связано со сложными формальностями. Мы не можем оплатить это из нашего бюджета.
Как ни странно, но будь доктор не жертвой, а убийцей или подозреваемым лицом, все обстояло бы куда проще. Ведь для жертвы — увы! — по смете ничего не предусмотрено.
— Я буду вынужден вызвать сюда вашу жену: необходимо, чтобы она вас официально опознала… Эта встреча будет вам неприятна?