— Ты знаешь, здесь у меня, по крайней мере, есть муж и двое детей. Я действительно не могу оставить их одних.
Я никак не могла ее удержать, она сделала выбор. Я удовольствовалась тем, что сказала на прощание:
— Если вы измените свое мнение, приезжайте к маме в Раджин. Встретимся у вокзала! Мы всегда бродим поблизости…
Поезд тронулся, я уехала одна. И сейчас меня преследует эта сцена. Я никогда больше не получала новостей о тете, так же как и обо всех остальных родственниках. Живет ли она еще в Чхонджине или умерла от голода? Кроме того, меня преследует ужасное сомнение. Сказав тете, что она всегда может приехать к нам в Раджин, я сделала ей неявное обещание: она могла рассчитывать на нас. Что, если тетя приехала повидать нас, да так и не нашла у вокзала? Я никогда не узнаю этого, поскольку через месяц мы навсегда покинули Раджин.
Когда я вернулась, перед моей матерью в самом деле возник прежний вопрос: у нас не было будущего в нашей собственной стране. В городе начались первые заморозки, скоро будет слишком холодно жить на улице. Но мороз давал нам последний шанс: река Туманган замерзнет и станет твердой, как камень.
В ледяной ночи слабый свет дрожал на деревьях. Едва заметный столб серого дыма на вершине холма терялся во тьме. Подойдем же, нам любой ценой надо согреться! Мы карабкались по лесу к этому таинственному алеющему огню. Стоял чудовищный холод, и февральский ветер хлестал меня по лицу. У маленького костра вырисовывались две скорчившиеся фигуры: мужчина и совсем маленькая девочка. Увидев их жалкие пожитки, я подумала, что они, возможно, беглецы, как и мы. Моя мать начала разговор, и человек подтвердил мою мысль: сегодня ночью он со своей дочерью, которая еще младше меня, решил рискнуть всем.
— Лед достаточно прочный. Я видел, как люди по нему переходят, — обронил он.
Наконец-то хорошая новость.
— Но лучше подождать предутреннего времени, — посоветовал мужчина. — Я заметил, что в это время пограничных патрулей нет.
Мы были почти на вершине холма, возвышающегося над рекой Туманган. Идеальное место для наблюдения за передвижением пограничников. Вдали, прямо перед нами, Китай. Наша последняя надежда. При условии, что мы пересечем эту реку, охраняемую вооруженными людьми. Проходили часы, во мне поднималась тревога. Я вспоминала нашу предыдущую неудачу. А если в этот раз солдаты внизу будут стрелять в нас?
5 часов, замогильный покой царил на берегах реки. Значит, пора идти. Мы все пятеро в молчании спустились через лес до Тумангана. Ни один патруль все еще не появился. Мужчина попробовал ногой плотный с виду, покрытый тонкой пленкой снега лед. Из осторожности мы шли гуськом, в нескольких метрах друг от друга, чтобы распределить вес по льду. Моя мать открывала процессию, за ней последовала Кымсун. Потом шли мужчина и его маленькая дочка. Я в конце. Я шла последняя и не осмеливалась оглянуться. За моей спиной была чернильная ночь, казалось, будто она хочет меня схватить. Каждую секунду я представляла, что вот-вот появится пограничник и возьмет меня на прицел. Нам надо было пробежать всего сотню метров, но переход казался вечностью. А что произойдет, если одна я не достигну китайского берега? Сердце у меня билось с перебоями, я пошла быстрее, но вдруг потеряла равновесие на этом катке. Несколько раз я падала на скользкую ледяную поверхность. Теперь мы двигались вперед осторожным черепашьим шагом, куда медленнее, чем раньше. И уже стали появляться первые проблески рассвета. Когда остальные достигли берега, небо робко посветлело. Время! Еще несколько метров — и все, я наверстаю упущенное, я думала, что мы спасены.