Белая земля. Повесть (Леонтьев) - страница 27

Островок перерезает горбатая каменистая гряда. На её гребне пронизывающий ветер. Риттер дрожит всем телом. Меня тоже бьёт озноб.

С вершины гряды видно тёмное пятно в бухточке на северной оконечности островка. Кажется, я угадываю очертания небольшого строения. Риттер, зябко кутаясь в промокшую куртку, смотрит назад, туда, где за снежной пеленой остались его друзья, хлеб, тепло.

Тёмное пятно скрывается из виду, едва мы спускаемся на равнину. Но, пройдя ещё шагов пятьсот, я замечаю, что впереди торчит шест. Здесь не могли расти деревья. Значит, этот шест кто-нибудь поставил. Скоро можно уже различить обрывок тряпки на его вершине.

Риттер тоже посматривает на шест. На его лице заметно беспокойство. Пожалуй, появление этого ориентира неожиданно и для него. А может быть, немцы просто никогда не заглядывали на этот островок?

Я изготавливаю автомат и прибавляю шаг.

Через несколько минут за шестом показалась труба, затем плоская крыша в один скат и, наконец, весь дом. Это настоящий бревенчатый дом, напоминающий охотничьи зимовья Сибири. Его ещё не успело занести снегом. Он необитаем. Узкие окна заколочены досками. Плотно закрытая дверь примерно на треть завалена снегом. К ней «на счастье» прибита подкова.

9

Это кажется сном. Я сижу раздетый у раскалённой чугунной печки. Рядом сушатся мой комбинезон и куртка Риттера. Жарко, но я всё ещё дрожу от озноба. На полу зимовья слой льда, нетолстый, его нетрудно будет убрать. Налево — чугунная печка, возле неё ящик с заботливо приготовленными мелко напиленными дровами, направо грубо сколоченный стол, прямо против дверей широкие нары. На них сложены продукты. Банки консервированного мяса, рыбы, сгущённого молока, кофе, ящики белоснежных галет. Всё это в идеальном порядке, тщательно укрытое брезентом. Да, прав был Дигирнес: первый закон севера — позаботиться о том, кто может прийти вслед за тобой.

За стеной возится Риттер. Я запер его в небольшой чулан при входе.

Руки невольно дрожали, когда я открывал взятые наугад консервные банки. В одной оказалась свинина, в другой — копченые селёдки, в третьей — паштет. И всё свежее, как будто только из магазина. Спасибо, неизвестные друзья! Чтобы всегда была вам удача! В доме нет никакой записки, только обрывки газет на незнакомом мне скандинавском языке. Вероятно, здесь зимовали охотники за морским зверем.

Я сварил суп из жирной консервированной свинины, заправил его сушёным картофелем. Затемнив окно, зажёг лампу. В ней ещё булькал керосин. Чёрт возьми, как будто даже не было кошмара прошедшей недели!