– Машук, не сердись на них, они своеобразно и прочно воспитаны. Положено им так. А дальше будет видно, когда привыкнут к тебе. Если мы с тобою хотим купаться при свете дня, то лучше не откладывать в долгий ящик, потому что в этих часовых поясах дело уже к вечеру идет, и вечер здесь очень короткий.
– А я только тебя жду! Ты ведь у нас обжора оказался!
– Я – обжора? А сама-то!..
– И сладкоежка! А мне можно, я от волнения. Ну все, я готова. Голышом будем?
– Конечно!
И мы помчались наперегонки к Тихому океану, разноцветному, веселому и теплому. Ничто недоброе не подстерегало нас впереди – ни шторм, ни акулы, ни ядовитые шипы!.. Но вполне возможно было ушибить палец или колено о коралл или камень или наглотаться соленой воды с последующим откашливанием, это я разрешил обстоятельствам, почему бы и нет?!
– Диня, а маску или очки можешь приколдовать?
– Это лишнее: ныряй с открытыми глазами, когда нужно – твое зрение само подстроится под коэффициент преломления и в воде, и над водой. Глаза от раздражения тоже защищены.
Первые минуты в океане мы с Машей не знали, что делать, стали беспорядочно плескаться, орать… Потом освоились, и веселье развернулось во всю ширь. Я незаметно для Маши добавил ей кислороду в кровь на время ныряния, чтобы не пять секунд, а минуту, две минуты кряду можно было плыть под водой и любоваться подводной тропической фауной.
– Диня! Там!.. Она меня чуть не съела! Спаси меня!
– Щас! – Я нырнул и через десять секунд вернулся к Маше с грозной обидчицей в руке: – Эта?!
– Н-не уверена, та была такая огромная, пушистая!.. А эта крошечная, но цвет похож, красноватенький такой! А что за рыба?
– Птероис. Между прочим, колючая и ядовитая. Но не для нас.
Я выпустил рыбку – и она мгновенно расцвела, вновь превратилась в яркий пушистый цветок… Чик – и сбежала! Без волшебных способностей поймать ее голыми руками просто немыслимо. Вода на мелководье была очень теплая, но ничуть не противная от этого, ибо сохранялась в ней океанская первозданная свежесть… Спасенная от страшного птероиса Маша продолжала обнимать меня за шею, и я к ней развернулся… Язык не поворачивается назвать наши дальнейшие кувыркания сексом или еще какими-нибудь смысловыми аналогами разной степени забористости. Мы – любили друг друга, и в этот миг, и позже, когда, обессиленные вусмерть и бесконечно довольные, выползли на берег, и вообще… Да, любовь – это было единственно верное название и объяснение всему происходящему. А на берегу продолжили, отдохнув. Поначалу Маша застеснялась соседства Букач и Морки, которые не спускали глаз со всех наших затей, но я убедил ее, что подобная разнузданность с нашей стороны только добавит ощущений, а Морка и Букач никогда никому ни о чем не проговорятся…