Парк снова подумал о пистолете, из которого он раньше убил того, кто вышел из комнаты дочери. Комнаты, где он оставил жену. Подумал о том, как пистолет смотрится, когда лежит на полу рядом с лужей крови. Он был рад, что пистолета не было у него в руке.
Он взял Кейджера за предплечье и потянул к двери.
— Вы арестованы.
— Полицейский Хаас.
Парк остановился и обернулся в сторону холла.
Там стоял Старший, все так же в пижаме и халате, сразу за ним Имелда и Магда.
— Жаль, что приходится снова видеть вас, полицейский Хаас.
Парк кивнул.
— Ваш сын арестован за убийство.
Имелда и Магда отошли друг от друга, готовясь открыть огонь.
Парк снова положил руку на пистолет.
— Я арестовываю вашего сына.
Старший держал руки в карманах.
— Я все понимаю, Хаас. Но не могу этого позволить. Вы сейчас же снимете с него наручники и отправитесь домой.
Парк увидел оружие в руках Имелды и Магды. Не автоматы, которые будут разбрасывать пули во все стороны, но чрезвычайно точные SIG-1911.
Он покачал головой.
— Ваши люди уже приходили ко мне домой. Они мертвы.
Кейджер покачал головой:
— Папа.
— Спокойно, Младший.
— Папа, я не верю, что ты это сделал.
Старший вынул руки из карманов и выдернул болтавшуюся нитку.
— Я должен был так поступить. Я этим не горжусь и не радуюсь. И я сам виноват, что столько с вами разглагольствовал, Хаас. Но теперь все поставлено на карту. Весь мир. Помимо наших кровных уз, арест моего сына вызовет слишком много вопросов. Наступит хаос. Для этого еще слишком рано. Еще многое нужно сделать.
Парк открыл рот, но ему больше нечего было сказать. Вместо слов он повернулся и толкнул Кейджера к двери. Он так и не достал пистолет. Так и не достал.
Шагая, Парк подумал о том, каково это было, когда любовь к Роуз впервые сделала его уязвимым. О страхе. Как он рос и превратился в ужас, когда родилась Омаха. С готовностью Парк согласился на страх однажды их потерять в обмен на чудо того, что они существовали в его жизни.
Тогда он ничего не сказал, но все потерялось во внезапном грохоте.
Башня леди Тидзу, конечно, была надежным убежищем на один день, но со временем уже не будет. Да и если на то пошло, сама Тидзу не была так уж надежна. Она была неспящей, умирала. И когда она умрет, умрет и «Тысяча журавлей». И личинки, которые выползут из этого орудия уничтожения, разрушат все, к чему она прикасалась. В последний раз я видел ее, когда вернулся из Калвер-Сити за Омахой. Она не была разочарована, увидев меня, но, кажется, в ней было некоторое сожаление, когда я взял девочку из ее рук и вложил часы отца Парка в ладони Омахи. Девочка уставилась на блики, отраженные от часов, и стала жевать кожаный ремешок.