Бросаю взгляд на вечерний небосклон. Стоит поторопиться. Еще немного — и звезда Сатаба окончательно исчезнет за горизонтом. Лучше вернуть домой Эвана до темноты, чтобы отец Марк не успел заметить отсутствия подопечного, иначе нам с Анигаем достанется на орехи за то, что не усмотрели за альтаирцем.
Кутаясь посильнее в старый плащ, пробираюсь сквозь сугробы к дому местного лекаря Мазэды. С пугающей скоростью подступает темнота. В Катаре вообще темнеет рано. Теперь для меня главное, чтобы драги — огромные дикие волки — не додумались выбраться из Сумрачного леса в поселение в поисках «подснежников». Эти твари чуют околевшие трупы, валяющиеся под толщей снега, за версту. Впрочем, драги не побрезгуют и живой «человечинкой». Например, мной. И такая мысль совсем не радует.
Наконец вдали забрезжил свет окон дома Мазэды. Эван должен быть где-то поблизости. Приглядываюсь. Точно! Сидит, закутавшись в меховой плащ, на низенькой каменной изгороди. Задумчиво смотрит в большое светящееся окно дома лекаря. Когда Эвану плохо, он всегда приходит сюда. Значит, сейчас у него на душе еще та катарская метель.
Молча сажусь рядом. Какое-то время мы оба завороженно наблюдаем, как дружная семья лекаря с радостью встречает толстенького главу дома. Не красавица, но в целом довольно миленькая жена помогает снять плащ лысенькому мужу-коротышке. Смотрит на него такими влюбленными глазами! Дети — один другого меньше — смеясь, пытаются забраться к счастливому отцу на руки. Идиллическая картина семейного счастья, которое мы с Эваном только и видели, что здесь, сидя на холодном заборчике.
Зависть, обида и злоба на свою незавидную судьбу — вот какие чувства вызывает у меня свет, идущий от их семейного очага.
И похоже, не у меня одной.
— У меня никогда не будет такой семьи, — внезапно тихо говорит Эван. — У меня вообще никогда семьи не будет. Ни жены. Ни детей.
В его голосе слышится такая тоска, что у меня невольно щемит сердце. Нет! С моим альтаирцем явно что-то происходит!
С удивлением смотрю на мальчишку. Ему шестнадцать лет, а он о семье думает! Ну, точно на голову больной! О девках бы лучше думал. У нас в Катаре мальчишки возраста Эвана ни одной юбки уже не пропускают, а он…
— Зачем тебе семья? — не выдерживаю я. — Семья — это ответственность. А ответственность… Ты сам говорил, что не любишь ее.
Эван поднимает на меня пронзительно-синий грустный взгляд. Свет от дома лекаря Мазэды освещает его бледное уставшее лицо. И тут происходит нечто совсем уж странное. Похоже, я сама начинаю сходить с ума…
Я вдруг неожиданно для себя ошарашенно замечаю, что… какой же он все-таки красивый — этот мальчишка-альтаирец. И уже почти совсем взрослый! Не понимаю, когда он успел так вырасти?! Почему я сразу не заметила?! Черты лица — правильные. Мужественные. Я бы даже сказала, аристократические. Нос прямой. Губы… Словно отточенные. К ним так и хочется прикоснуться. Конечно, Эван довольно худенький. Он еще только подросток. Повариха Мария все время жалуется, что не в коня корм: растет ввысь, а не вширь. А еще бледный: кожа белая, волосы светлые. Сразу видно — не дариец. Зато взгляд такой проникновенный. Словно в душу смотрит. Вот как сейчас: гляжу в его бездонные синие глаза и падаю, падаю, падаю…