Я и сама прекрасно понимаю!
— Скажи это Карлу, — сквозь зубы цежу я, морщась от боли.
— Может, стоит все же поговорить с Глэдис, чтобы она оставила тебя в нашей касте?
— Может, и стоит, — вынужденно соглашаюсь с Мэд. — Только что-то мне подсказывает: старуха не переведет меня обратно. Думаю, Глэдис запихнула меня в касту воинов, чтобы позлить Карла. Ее это, видите ли, развлекает, а я страдай.
* * *
Уж не знаю, каким чудом, но мне удается продержаться в касте воинов до лета. За это время мышцы постепенно привыкают к физическим нагрузкам. Боль уходит. Ее место занимает уверенность. Уверенность в себе. В собственных физических силах. В том, что теперь я могу постоять за себя.
Да, я все еще заметно отстаю от остальных учеников в плане физической подготовки, но каждый вечер мы с Анигаем встречаемся на опушке леса, где тайком от всех отрабатываем приемы, которые у меня плохо получаются днем. И хотя синяков по-прежнему хватает, но они уже не такие существенные. К тому же я не единственная, кто ходит в нашей касте с синяками. На тренировках достается всем, и это утешает мое самолюбие.
Колкости и издевательства в мой адрес со стороны воспитанников постепенно идут на убыль. Переломным моментом становится контрольная по вычислению, когда я единственная на уровне получаю высший балл. Спасибо отцу Марку, потратившему столько времени и сил, чтобы дать нам с Анигаем добротное образование.
Окончательно каста воинов принимает меня за свою, когда я прихожу на тренировку с дредом. После того как оружие оживает в моих руках, все вопросы о том, что мне здесь не место, мгновенно исчезают. Если дред признал меня, то и каста не может не принять.
Жизнь постепенно входит в свое русло. Друзьями в Руаре, конечно, не обзаведешься (Анигай и Мэд не в счет), но приятели все же появляются. Особенно среди лекарей — забавные мальчишки. Все как один — книжники, помешанные на науке. Будь их воля, они бы сутками учебники по анатомии зубрили. Им нравится со мной общаться, хотя бы потому, что никто из воинов никогда не удосуживается и парой слов с лекарями переброситься. Для парней из моей касты лекари — что-то типа серых прислужниц, которые нужны, только чтобы кого из воинов «подлатать». Я, напротив, с большим уважением отношусь к ним, потому что прекрасно помню, какую важную роль в Катаре играл местный лекарь. Только он мог спасти человеку жизнь, когда остальные уже шли копать ему яму.
Если с лекарями я дружу, то с ведуньями, напротив, нахожусь в контрах. Эти грымзы меня на дух не переносят. Им, видите ли, не нравится, что ко мне так благоволит Глэдис, в то время как их держит в ежовых рукавицах. Я слышала, что кто-то из ведуний пытался наслать на меня проклятие. Даже знаю кто! Потому что именно эта стервозная парочка на следующий день на занятия пришла с рожами, усыпанными страшными прыщами. Мне потом лекари, которым пришлось с ними возиться, проболтались, что те в недоумении были: «прыщевое» проклятие наслали на меня, а оно почему-то ударило по ним самим. Мы потом долго с Мэд смеялись. Видимо, Глэдис наложила на меня охранные чары, поэтому две мерзавки ничего и не смогли сделать. По крайней мере я так думаю. Еще бы Глэдис такие чары от синяков и ушибов наложила — цены бы ей не было!