– Простовата, – жеманно сказала женщина. – Но разве у нас есть выбор?
Нет, вы только послушайте, тоже мне, ценители нашлись! Одним старовата, другим простовата… А главное ведь, что всё равно использовать собираются, хоть и ворчат. Мир каких-то критиканов и ворчунов.
– Тебе выпала большая честь, женщина, – сказал её спутник. – Будешь прислуживать Её Великолепному Высочеству Илоне Прекраснейшей.
Моё согласие, похоже, под сомнение не ставилось, а может, вообще не имело никакого значения. Спорить я не стала – что-то мне подсказывало, что местные тёмные люди не имеют никакого понятия о базовых правах человека, и мой протест ничего хорошего не принесёт, лишь привлечёт лишнее внимание и усугубит ситуацию. Пришлось смириться.
Впрочем, оказалось, что я не одна такая, ибо обходиться одной служанкой принцессе было не то что неудобно, а просто-таки неприлично.
Необходимость кому-то прислуживать меня слегка коробила, но я успокаивала себя тем, что служить принцессе куда почётнее, чем быть уборщицей в каком-то задрипанном ордене. Вообще, конечно, орден был довольно крупным и влиятельным, по крайней мере, они сами утверждали именно так, но так как я была на этот орден зла, то признавать за ним какие-либо достоинства и успехи была совершенно не настроена. А когда я увидела остальных будущих служанок – двух крайне деревенского вида девах, наверняка даже и неграмотных, то поняла, что я буду главной. Может, у меня даже будет титул фрейлины, – мелькнула заманчивая мысль. А старшая фрейлина – это уже почётно даже. Это уже можно даже считать карьерой… И, помечтав ещё немного и дойдя в своих мыслях до балов, пышных платьев и галантных кавалеров, добивающихся моей благосклонности, я даже стала испытывать воодушевление и некий подъём.
Ага. Когда принцесса прибыла в трактир – маленькая, смуглая и черноволосая, и вовсе не такая уж прекрасная, за ней уже топали четыре фрейлины, и настроенные мной воздушные замки, покачнувшись, стали оседать. Но главное разочарование было ещё впереди. В качестве личной служанки Её Высочество выбрала не меня, а совершенно невзрачную, но молодую дочку старосты. А мне предстояло стирать чужое бельё… и то, что это бельё принцессы никак не радовало и не грело. Собственно, по нему, белью, это было незаметно. Вот разве что по количеству. Не принцесса, а какая-то постоянно переодевающаяся капуста.
Вот, – подумала я. И в этом мире никуда без блата… А самых достойных, как всегда, обошли и задвинули. Сейчас, когда я больше понимаю о себе самой и своих поступках, я могу признать, что тогда мне отчаянно хотелось хоть где-то, хоть в чём-то оказаться лучше, получить хоть какое-то подтверждение из реального мира своим иллюзиям и шаткой, но высокой самооценке. И я совершенно не готова была признать, что для той работы, которую я хочу для себя, кто-то может подходить гораздо больше. Теперь-то я понимаю, что принцесса Илона выбрала Ани просто потому, что та смотрела на неё горящими глазами, была весела и энергична, и вся просто светилась какой-то добротой, лёгкостью и оптимизмом, в то время как от меня, если и исходили какие-нибудь энергетические лучи, то это недовольства миром и самодовольства.