— Господи. Я готова продать душу всем демонам Преисподней, лишь бы только увидеть тебя без этой чёрной маски.
Чёрт, меня раздражал даже голос Елены. Не визгливый, довольно соблазнительный, с лёгкой хрипотцой, он, всё же, казалось, резал слух. Тогда как даже шёпот Викки заводил с полуоборота.
— Я не Господь, Елена. Я — Смерть. А ты знаешь, что случается с тем, кто увидит лицо Смерти? — она молча кивнула, судорожно облизав губы, и я склонился к её уху, наблюдая, как напряглась Викки. Тело окатило волной боли.
Провёл рукой по плечу Елены, отстраненно отметив, что прикосновение к блондинке не вызывает и сотой доли тех ощущений, что один горящий взгляд Викки. Моё персональное безумие. Одержимость, приправленная ревностью и злобой, презрением и жгучей, раздирающей ненавистью за то, что не могу забыть. За то, что хочу. Не только тело. Всю хочу. Душу хочу, сердце ее продажное, лживое сердце… я его хочу…только за это я мог ее убить. Чтобы перестать хотеть.
Ко мне подошёл хозяин вечера, и я отвлёкся буквально на минуту, разговаривая с ним. А когда повернулся, Виктории в зале уже не было.
Прислушался к себе, но ничего, кроме какого — то радостного предвкушения не обнаружил. Взгляд зацепил одного из охранников, возвращавшегося в зал. Он указал глазами в сторону уборной, и я направился туда. Не знаю, почему я не остался ждать её в зале. Напрягало ощущение радости, затопившее с головой. Но это чувство было каким — то тёмным, отдавая горечью на языке.
Не дойдя до дамской комнаты, свернул на лестницу наверх, и едва не взревел, увидев, как Викки лапает какой — то ублюдок. В его руках были кристаллики красного порошка. Волна неконтролируемой злости взорвала сознание, когда понял, что здесь происходит. Дешёвая шлюха. Решила отдаться за дозу!
Одним движением отшвырнул её от него, напоследок поймав удивлённый взгляд девчонки.
— Твою мать, урод! — блондин сжал кулаки и заорал, когда я ударил его в челюсть. — Ты кто такой, б***ь?
Резким выбросом руки вспорол грудную клетку смертника и сжал сердце.
— Смерть, ублюдок. Твоя смерть!
Откинув ногой труп, развернулся к Викки, понимая, что готов разорвать её на части. Прямо тут. И мне плевать на свидетелей. Схватил за локоть и потащил к выходу, закинул на заднее сиденье машины и поехал домой. Я хочу ее боли. Настоящей. Черного отчаяния, криков агонии, крови. Я хочу ее рвать на части, и я больше не намерен себе в этом отказывать.
Всё то время, что мы ехали в машине, она не произнесла ни слова. Да и я тоже. Кусал щёки, стёр зубы, но не произнёс ни слова. Потому что знал, услышу её голос — и сорвусь к чертям собачьим. Исполосую её где — нибудь по дороге, а труп брошу на обочине. И пусть дело доделают лучи солнца. Но это было бы просто. Слишком долго я ждал возможности втоптать её в грязь, сломать, чтобы так просто отказаться от своей цели.