и хипстеры, только что окончившие Бостонский университет или музыкальный колледж Беркли, без малейшей надежды устроиться в приличное место. В магазинах и кафе на Ньюбери-стрит толклись жены больших шишек, в большинстве своем молодые, с комнатными собачками на руках. При малейшем промахе продавца или официанта они поджимали губы, вздыхали и требовали вызвать администратора. Рейчел так давно не рисковала вливаться в толпу, что забыла, как угнетающе это может действовать.
– Дыши, – наставлял ее Брайан. – Просто дыши.
– Выхлопными газами? – спросила Рейчел, когда они переходили Массачусетс-авеню.
– Конечно. Это закаляет характер.
На противоположной стороне улицы она поняла, куда Брайан ее ведет, – к станции метро «Конференц-центр Хайнса».
– Тпру-у! – произнесла она, схватив его за руку.
Брайан повернулся к Рейчел и посмотрел ей в лицо:
– Ты сможешь.
– Нет.
– Сможешь, сможешь, – сказал он мягко. – Посмотри на меня, милая. Посмотри на меня.
Она заглянула в его глаза. Брайан мог вдохновлять ее или, напротив, раздражать, в зависимости от ее настроения, а порой внушал ей уверенность в своих возможностях, как заправский проповедник. Он предпочитал музыку, фильмы и книги, в которых так или иначе утверждалась справедливость существующего порядка вещей или, по крайней мере, звучала мысль о том, что за добро платят добром. При этом он вовсе не был наивен. В его голубых глазах светились такая мудрость и такое сочувствие, какие можно было встретить разве что у людей вдвое старше его. Брайан видел, сколько в мире зла, но предпочитал верить, что может уклониться от встречи с ним усилием воли.
– Человек побеждает тогда, когда отказывается проигрывать, – не уставал повторять он.
– Бывает, что ты проигрываешь именно из-за отказа проигрывать, – возражала Рейчел.
Но сейчас она нуждалась в этих его качествах, в этом Брайане, помеси Винса Ломбарди[36] и гуру по самосовершенствованию, в его упрямом оптимизме (а иногда просто упрямстве), который она назвала бы типично американской чертой, не будь ее муж канадцем. Она нуждалась в Брайане, который дал бы десять очков вперед самому Брайану, и он оправдал ее ожидания.
Он поднял их сцепленные руки:
– Я не отпущу тебя.
– Вздор! – бросила она, слыша подавляемые истерические нотки в своем голосе, хотя знала, что ей придется сделать это.
– Я тебя не отпущу, – повторил он.
И вот она уже спускалась по эскалатору, совсем не новому и не широкому: на этой станции он был узким, темным, крутым. Жутко несовременным. Рейчел боялась, что если она вдруг слегка наклонится, то покатится вниз по ступенькам, увлекая за собой Брайана и всех, стоящих ниже. Поэтому она задрала подбородок и выпрямилась так сильно, как могла. Свет был тусклым, и спуск походил на некий первобытный обряд – ритуал не то зачатия, не то рождения. Сзади и спереди стояли совершенно незнакомые ей люди. Из-за слабого освещения нельзя было разглядеть их лиц и разгадать их намерения. Сердца стучали, как механизм взрывного устройства.