– Все не могу решить, какую форму ей придать.
– Что значит «какую форму»? На Гаити – землетрясение, потом эпидемия холеры, потом ураган. А ты была там и все это видела.
– В твоем описании получается типичный халтурный боевик с катастрофами – то, чего я боюсь больше всего.
Мелисса небрежно взмахнула рукой – обычный жест, если Рейчел касалась темы, в которой Мелисса не разбиралась и не хотела разбираться.
В таких случаях Рейчел спрашивала себя, почему она продолжает дружить с Мелиссой. Та придавала всяким пустякам такое же значение, какое другие придают вещам серьезным и глубоким, и могла посмеяться над попыткой рассмотреть вопрос во всей сложности, считая это полной ерундой. Но за последние несколько лет Рейчел растеряла почти всех друзей и боялась, что скоро их не останется совсем. Приходилось выслушивать, пусть и вполуха, рассуждения Мелиссы о ее книге и сплетни о том, кто кого имеет на студии, в прямом и переносном смысле.
Она вставляла в нужных местах «О-о!», «Надо же» и «Не может быть», но не могла прогнать из головы замечания Мелиссы о Брайане, и это раздражало ее. Утром она проснулась в великолепном настроении, и ей хотелось сохранить его, хотелось счастья длиной в день. Под счастьем она понимала не дурацкий шумный успех победительницы конкурса красоты или вдохновенную страсть религиозного фанатика, а простое, честно заработанное счастье скромного человека, который провел уик-энд, стараясь победить свои страхи с помощью любящего, хотя и чересчур занятого супруга.
Завтра – ладно, завтра сомнение, глухое отчаяние и скука снова примутся грызть ее, и пускай. Но сегодня, в этот раскисший туманный день, Рейчел не хотела раскисать сама. А Мелисса, похоже, собралась загасить вспыхнувшую в ней жизненную искру.
Мелисса хотела взять еще выпивки, но Рейчел отказалась под тем предлогом, что у нее назначен прием у парикмахера на Ньюбери-стрит. Мелисса явно не поверила, но это ее не слишком волновало. Дождь тем временем утих, превратившись в легкую морось, и Рейчел решила прогуляться по Паблик-Гарден до Чарльза, затем по берегу до пешеходного моста, перейти реку и вернуться домой по Кларендон-стрит. Хотелось вдохнуть запах влажной земли и в неменьшей мере мокрого асфальта. В такую погоду в районе Бэк-Бэй легко было представить себе, что ты в Париже, Лондоне или Мадриде, почувствовать связь со всем миром.
Мелисса осталась в ресторане, чтобы сделать «последний глоток», они расцеловались в щеки, и Рейчел вышла на улицу. Повернув направо, она пошла по Сент-Джеймс-авеню. Шагая вдоль отеля, она видела его отражение в стенах башни Хэнкока, видела и себя в дальнем конце левой панели, как часть зеркального триптиха. В левой панели отражался преимущественно тротуар, по краю которого шла Рейчел, а за ней в отражение втягивалась цепочка автомобилей. Средняя панель представляла – в наклонном виде – большой старый отель, а третья – совсем маленький переулок между отелем и башней. Переулок был таким узким, что люди если и замечали его, то принимали за проход для пешеходов. Заезжали туда по большей части, если не исключительно, грузовики служб доставки. Сейчас у двойных дверей в дальнем конце отеля был припаркован задом фургон из прачечной, а позади башни Хэнкока стоял на холостом ходу черный «шевроле-сабёрбан», подмешивая свои выхлопные газы к пару из канализационной решетки. Пронизывая эту смесь, дождь приобретал серебристый оттенок.