Диана, Дебора и Памела бурно протестовали, когда вышла биография Юнити с подобной информацией>‹38›. Однако Джеймс Лиз-Милн, видевший Юнити в Свинбруке в 1944 году, отражает в своем дневнике схожее впечатление: он пишет, что Юнити «говорила о фюрере так, словно все еще восхищалась им». Повреждение мозга, видимо, не затронуло воспоминания о Германии и Гитлере. Что касается ее мнения обо всем этом, Мэри Ормсби-Гор она застала врасплох внезапным упреком: «Почему вы меня не остановили?» «Мы пытались», — честно ответила Мэри. Но кадры из освобожденного концлагеря Юнити, по-видимому, отвергла как пропаганду — очевидно, ей ничего не оставалось, кроме как защищать себя от избытка реальности. Диана отчасти поступала так же, но сообщения о Юнити достаточно путаные, поскольку ее разум всегда был загадкой, «внутреннюю Буд постичь невозможно», говорила Джессика>‹39›. И уж вовсе непостижимой сделалась она теперь, когда, оставаясь все той же Юнити, была еще и разрушенной Юнити.
Лиз-Милн писал, что облик этой некрасивой и тяжеловесной молодой женщины производил бесконечно грустное впечатление, однако ему вроде бы не казалось, что сама Юнити чувствовала себя несчастной.
Что и побуждает нас вернуться к вопросу, который она задавала Молли Фриз-Грин: подразумевала ли Юнити уже совершенные попытки самоубийства, желая понять, были ли они дурными? И подумывала ли о новой попытке? Иными словами, насколько осознавала безнадежность своего положения? Временами она казалась вполне довольной жизнью, бродила там и сям своей странной неровной походкой, восторженно отзывалась на появление у сестер очередных детей, наслаждалась такими праздниками, как свадьба Деборы. Обратилась к церкви в поисках утешения, выхода для обуревавших ее эмоций. И все же пока Дебора жила с Юнити и матерью в Свинбруке, она не раз наблюдала сильнейшие вспышки раздражения и гнева. Поводы бывали самые разные, и, помимо прочего, Юнити невзлюбила младшую сестру. А когда Осберт Ланкастер признался ей, что пугается сирен воздушной тревоги, Юнити ответила: «Как странно. А я бы хотела умереть».
Юнити очень расстроилась, когда ей запретили посещать Диану в тюрьме, а когда в конце 1941-го это ограничение было отменено, выражала столь же безудержное ликование: «О, Нард! О, Нард!» Сохранился отчет об одном из визитов весной 1943-го, когда супруги Мосли уже находились вместе в бывшем «доме для посылок»: «Леди Мосли жаждала больше узнать о [своих детях], но мисс Митфорд не хотела говорить о них. Кто-то сказал ей, что она очень красива, но ей надо бы лучше подавать себя [неужто добросердечный Андре Руа?], и она стремилась узнать мнение леди Мосли на этот счет». Диана проявляла терпение и всячески подбадривала сестру, однако это причиняло ей боль, в особенности от сознания того, с чем ее мать имеет дело изо дня в день — эти настойчивые вопросы, бесконечная болтовня, неспособность сосредоточиться, иллюзорные мечтания о детях (и недержание каждую ночь). Примерно в то время Сидни все же призналась Диане, что близка к отчаянию: «Не знаю, что делать с ней».