, а не ими: уж очень погода отвратительная». Когда Нэнси в 1955 году написала трактат «Английская аристократия»
>‹7›, с его знаменитой классификацией лексики «В» (высшего сословия) и «не-В» — «только простонародье скажет „листы для письма“ вместо „почтовая бумага“» — взрыв негодования оставил ее равнодушной. «Да кто вы такая?» — возмутился один из читателей. «Ужасно трудно ответить», — пожимала она плечами.
Снобизм, черствость, идиотизм, блуд, бессовестность — в чем только не обвиняли сестер Митфорд, а они встречали любую критику ясной улыбкой и отвечали в свойственной им манере, прямой и упрямой, которая обезоруживала любого противника. У Дианы этот принцип «ни за что не извиняться, ничего не объяснять» развился в неслыханной степени. Трудно себе представить человека, более равнодушного к общественному мнению. «Ненависть посторонних для меня абсолютно ничего не значит, как тебе известно», — писала она Деборе в 2001 году. «Я им восхищалась», — сказала она о Гитлере в радиопередаче «Диски необитаемого острова». Мне она так же спокойно и безмятежно, как говорила почти обо всем, сообщила, что ее муж «был очень хитроумным человеком». Безусловно, Диана была органически неспособна сказать что-либо кроме правды, как она ее видела>‹8›. Это отчасти упрощало жизнь, но и чудовищно ее осложняло. Она отказывалась оправдываться или защищать себя. Могла бы сослаться на обстоятельства, сказать, что увлеклась, а задним числом поняла, что к чему, — но нет. Как бы о ней ни судили, нужно признать, что из миллиона женщин только одна способна так твердо стоять на своем. Она писала статьи, в которых с ледяной последовательностью ставила под вопрос самые безусловные для общества вещи: так ли однозначно справедлива была война против Германии или был ли режим Виши абсолютным злом. О Гитлере она отзывалась как об «ужасной главе» истории, но не стала задним числом ретушировать свои отношения с ним, а ее верность сэру Освальду всегда была столь неколебимой, что превратилась в легенду. В Диане, с ее улыбкой сфинкса и бодрой безмятежностью, скрывалась тайна, и даже сестры подчас не умели ее разгадать. Политические пристрастия никак не отразились на искренней, сердечной доброте, которую Диана проявляла во всех прочих сферах жизни. Постоянно прорывавшийся смех не мешал ей разделять идеологию тех, кто маниакально серьезно относился к самому себе. Она была загадкой в гораздо большей степени, чем Джессика и Юнити, на которых она оказала сильное влияние. Может быть, она была одной из самых загадочных женщин в истории. Говоря о «сестрах Митфорд», подразумевают в первую очередь ее и Нэнси, потому что без Дианы и Нэнси эти шестеро не приобрели бы подобного значения.