Было решено, что все суда будут направлены в рассыпном строе на остров, открыв огонь на расстоянии трех миль от берега, продолжая его вплоть до оконечности рифа, чтобы и там, сохранив то же построение, продолжать бой. Остров Палграв повторно предупреждал нас по беспроволочному телеграфу на международном кодексе: не выходить из пределов десятимильного расстояния, но на эти предостережения не было обращено никакого внимания.
„Северная Дакота“ не приняла участия в действиях 1-го мая, вследствие происшедшего в предыдущую ночь несчастного случая, который временно повредил ее штурвал. Погода утром 1-го мая была ясная и тихая. С юго-запада дул небольшой ветер, вскоре затихший. „Северная Дакота“ стояла в расстоянии двенадцати миль от острова. По данному сигналу эскадра полным ходом со всех сторон двинулась на остров. Радио-телеграф все время отмечал предостережения с острова. Суда вышли из-за десятимильной полосы и ничего не произошло. На расстоянии пяти миль ничего не произошло; на расстоянии четырех миль ничего не произошло; на расстоянии трех миль „Нью-Иорк“, шедший в голове колонны с нашей стороны острова, открыл огонь. Он сделал только один выстрел. После этого он взорвался. Остальные суда не дали ни одного выстрела. Они стали взрываться перед нашими глазами со всех сторон. Некоторые из них повернули кормой и двинулись назад, но им не удалось спастись. Минный истребитель „Эротик ХХХ“, едва удалившись от острова на расстояние десяти миль, также взлетел на воздух. Он был последним, единственным уцелевшим из всех. „Северная Дакота“ повреждений не получила, и, по исправлении штурвала, я отдал приказание взять курс на С. Франциско».
Сказать, что Соединенные Штаты были поражены, было бы слишком слабо. Весь мир был поражен. Он оказался лицом к лицу с этим проклятием человеческого разума — отсутствием прецедентов. Человеческие усилия были не более, как шутка, чудовищный пустяк, если безумец, живший в совершенно открытом со всех сторон селении, на одиноком острове, и обладающий только яхтой, мог истребить пять могущественнейших в мире флотилий. Как он это сделал? Никто не знал. Люди науки посыпали пеплом головы, стонали и несли какую то тарабарщину. Они ничего не знали. Военные эксперты десятками лишали себя жизни. Созданная ими непроницаемая броня орудий войны оказалась лишь паутиной, в клочки разорванной жалким безумцем. Рассудок их не мог этого выдержать. Простой человеческий разум не мог противостоять этому удару. Подобно дикарю, подавленному фокусом чародея, мир был подавлен магической силой Голиафа. Как он это делал? Мир созерцал страшный лик неизвестного, и в трепете его у него стерлась память и о своих величайших достоинствах.