Как убивали Бандеру (Любимов) - страница 56

Молотова (не зря Ильич назвал его «каменной жопой») отстранил, попал под влияние сионистов, Микоян увяз в торговле и обуржуазился, Маленков — рыхлая баба, хотя исполнителен, но какой из него преемник? Ворошилов недалек, Каганович туповат, Хрущев мудоват, хотя энергичный, Берия прекрасный организатор (атомные дела вытянул, молодчага), но может в любую сторону потянуть, беспринципен. Никого не осталось, а нужна твердая рука, которая завершила бы социалистическое строительство. Ничего, и не такие крепости приходилось брать большевикам. Убрать все политбюро? Народ не поймет. Хотя… если сделать красиво. На девятнадцатом съезде сделал неожиданный ход: предложил президиум ЦК числом 25 членов и 11 кандидатов вместо политбюро, которое «растворил» в президиуме — включил молодых министров, влил свежую кровь. Старая гвардия тайно заволновалась: вождь явно готовил что-то недоброе, следующий ход был по старой матрице, старых соратников на убой, что с ними мудохаться, слепыми котятами, да и что они могут со своим начальным образованием? Давно пора отобрать у партии хозяйственные функции, пусть занимается политпросветом. Господи, что за государство получилось?! Крестьяне паспортов не имеют, живут как крепостные — ну ладно, еще не доросли, граница на железном замке — это тоже правильно, буржуи не дадут нам коммунизм построить, лагерей много, повсюду органы — это временно, пока классовая борьба, но вот почему партийцы, даже сам Жуков, трофейное имущество после войны вагонами повезли? На хрена под 1 мая «Правда» печатает лозунги? Для кого они? На задницы клеить? Неужели прав был Иудушка, когда писал о перерождении партии?

Ночью тихо шагал по кунцевской даче, размышлял. На каждом углу охранник, черт побери! Глядишь, и пульнет в спину ненароком. Или спереди голову снесет. В саду тоже что-то шевелится, то ли коты, то ли убийцы. Охрану бериевскую разогнать, ездят шаблонными маршрутами, мозгов не хватает, останавливаются в людных местах, плохое дежурство на трассе, нет сотрудников на крышах. Перешел в соседнюю комнату к столу, выпил стаканчик нарзана и… потерял сознание. Очнулся от холода, понял, что лежит в луже мочи, хотел позвать, но ничего не получилось. Наконец, захлопотали охранники — хватились, дураки! — зажужжали, перенесли на диван, позвонили Игнатьеву, тот наложил в штаны, переадресовал Берия. Что же произошло? Отравили, но кто? когда? Неужели отравили? Посмели отравить? Ждал долго, наконец появились соратнички: перепуганный до смерти Маленков, хитрожопый лапотник Никита и сам Берия, предводитель всей компашки, глаза смотрят холодно и злобно. Вскричал: «Что мешаете отдыхать товарищу Сталину?!» Ничего себе — отдыхать! Распек охрану — и все отбыли досыпать, а его, Вождя, оставили умирать. Ничего, выживу, кавказцы — долгожители, думал он, а когда поднимусь, они у меня запляшут, шуты гороховые! Они еще повоют под жуткими пытками, живых крыс запущу им в кишки, они еще захрипят и забьются в муках, они еще покачаются в петлях на виселице, как главари рейха, как подонки Власов и Краснов! Докторов и в помине не было, лежал, и являлось ему в тумане разное. Всплыл телохранитель Карл Паукер, венгерский коминтерновец, в прошлом брадобрей и артист оперетты, как он умело шил сапоги, надставляя каблуки, чтобы вождь был выше! Вспомнил, как талантливо во время застолья изображал Карл Гришку Зиновьева перед расстрелом: двое охранников его держали, а он ползал в ногах, рыдал, лизал сапоги, просил пощады, ярко играл Карлушка, а еще лучше он брил его ежедневно, жаль, что его пришлось расстрелять. Тогда было смешно, а сейчас затошнило. «Рвота с кровью», — это доктор, появились наконец суки. «Надо обследовать на яд», — сказал врач. Все в дымке и где-то далеко-далеко из перешептываний понял, что уже состоялся пленум и его сняли со всех постов, хватило ума оставить хоть в членах ЦК. Вдруг вспомнил мальчишку в Сочи: «Как тебя зовут, сынок?» — «Валька!» — «А меня Оська рябой». Ха-ха. Катя Ворошилова просила врачей, чтобы не говорили мужу о ее заболевании раком. Любил ли его кто-нибудь так же? Промелькнула вся в черном мать, всегда жалевшая, что он не стал священником. А вот и любимая жена Надя, хохочущая, бросающая в него хлебными шариками в ответ, а потом — из «вальтера» себе в висок. Вот и дочурка Светка, Светка — хозяюшка, своенравная, умная, и Васька непокорный — загубят эти сволочи его, загубят! И снова Ильич, полный энергии, как тогда, за кружкой пива в Лондоне, а не такой, как в Горках, измученный болезнью. Нет, он не умрет. Не умрет! Не умрет!