К сожалению, в последующее время в советской историографии полностью возобладал «географический нигилизм», исключивший природную среду из сферы исследования и поставивший во главу угла «закономерности» общественного развития вне их причинно-следственных связей. При этом взгляды ученых, отстаивавших необходимость учета экологического фактора в жизни общества, в частности Л. С. Берга, Г. Е. Грумм-Гржимайло, Н. И. Вавилова и других, были отвегнуты. Безграничная вера в «человека-творца», «преобразователя природы и общества», концептуализированная в «Кратком курсе истории ВКП(б)», стала идеологической основой широко развернувшейся в начале 30-х гг. плановой кампании по переводу кочевников на оседлость, результатом которой стало предсказанное акад. В. В. Радловым «обезлюдение степи» (см.: Абылхожин, Козыбаев, Татимов, 1989 и др.). Географический нигилизм стал одной из причин трагедии прежде всего кочевых народов бывшего СССР.
Результатом такого подхода стала всеобщность вывода об обязательности и прогрессивности перевода кочевников на оседлость, седентаризации как «высшей» стадии развития номадизма (Погорельский, 1949; Толыбеков, 1959; Он же, 1971; Дахшлейгер, 1965; Он же, 1973; Турсунбаев, 1973; Абрамзон, 1973; Плетнева, 1982 и др.). При этом вопрос о целесообразности и возможности безболезненного перехода на оседлость подменялся однобокими рассуждениями о прогрессивности седентаризации, тогда как экологические детерминанты кочевничества были исключены из сферы исследования. И хотя некоторые вопросы взаимодействия природы и общества были фрагментарно представлены в кочевникове-дении (Потапов, 1947; Он же, 1955 и др.), но им никогда не уделялось сколько-нибудь значительного внимания.
В теоретических разработках начиная с середины 50-х гг. постепенно начинают звучать голоса о необходимости учета географической среды как важного фактора социально-экономических процессов в кочевой среде. Именно пространственная дифференциация в способах жизнедеятельности была положена в основу теории хозяйственно-культурных типов и выделения кочевого ХКТ (Левин, Чебоксаров, 1955; Андрианов, 1968; Чебоксаров, Чебокса-рова, 1971 и др.), антропогеоценозов (Алексеев, 1975 и др.) и т. д. В. И. Козловым в этой связи было справедливо замечено, что «кочевников сухих степей… можно рассматривать как экологические таксоны, жизнь которых во многом определяется условиями их местообитания» (Козлов, 1983. С. 5). Важное значение в деле реабилитации географического фактора в истории общества имели исследования историко-географического характера (Шнитников, 1957; Федорович, 1950; Мурзаев, 1952 и др.), а позднее теоретические работы, имеющие методологическое значение (Пуляркин, 1968; Козлов, 1971; Он же, 1983; Козлов, Покшишевский, 1973; Алексеева, 1977; Данилова, 1981; Ким, Данилова, 1981; Громов, 1981; Маркарян, 1981; Он же, 1981а; Анучин, 1981; Баландин, Бондарев, 1988 и др.).