Ныряльщики в страхе отступили.
— У нее еще остались силы для чар!
— Не так много, — прорычал Сол и вернулся к колдунье.
Обычно призывать огонь не составляло труда, но она видела, что Натан тоже испытывал затруднения со своими способностями. Тем не менее, Никки знала более простые заклинания. Она могла двигать воздух и смешивать его потоки, создавая ветер. Теперь колдунья создала движение воздуха в тесной каюте, но не просто ветер, а кулак.
Невидимый удар оттолкнул Сола, и тот настолько изумился, что даже исчезла эрекция. Двое его товарищей стояли не двигаясь, с заметными выпуклостями ткани на штанах, хотя возбуждение, скорее всего, было связано с предвкушением физического удовольствия от насилия.
Сол очухался.
— Сука, ты сейчас точно ляжешь и…
Никки проигнорировала действие яда, не обращала внимание на головокружение и сильное недомогание. Она снова призвала поток воздуха, концентрируя его, и с силой толкнула, используя как оружие.
Шторм снаружи яростно бушевал, ветер нещадно хлестал корабль. Дождь стучал своими каплями так громко, что никто не мог слышать звуков борьбы внутри ее каюты. Но если она заставит громче завопить этих людей, кто-нибудь да услышит.
Никки управляла воздушным потоком, придав ему форму руки… а затем и кулака, чтобы сжать им яйца Сола.
Тот вскрикнул от неожиданности.
Никки создала из воздуха еще две ладони, которыми схватила мошонки ныряльщиков. Мужчины завопили, размахивая руками, пытаясь сопротивляться невидимой хватке.
— Я предупреждала вас. — Колдунья поднялась с койки, не беспокоясь о своей обнаженной груди, и обвела этих троих взглядом голубых глаз. — Я предупреждала тебя — теперь выбирай: хочешь, чтобы я их оторвала или просто раздавила?
С маской красной ярости на лице, Сол бросился к ней. Никки с помощью воздуха усилила хватку на его мошонке, а затем крутанула, будто вырывая затычку из фляги. Она сдавила свой воздушный кулак внезапно, но не слишком быстро, и не могла не почувствовать, что каждое из его яиц лопнуло под ее натиском, словно гнилые виноградины. Сол издал пронзительный вопль, которым никак не мог не выразить свою дикую боль.
Не предоставив мужчинам возможности умолять, поскольку у нее не было интереса к милосердию, Никки раздавила мошонки других ныряльщиков, оставив их стонать и скулить на полу ее каюты в невозможности справиться с криком.
— Я думаю, ты предпочел бы, чтобы я тебя убила. — Никки прикрылась своим платьем. — Я могу изменить свое мнение и вернуться. — Стоя прямо на непослушных ногах, она посмотрела на корчащихся мужчин. — Даже отравленная, я великодушнее вас.