— Владислав — хороший мальчик. И Любочка у вас славная, — вздыхая, говорила Клавдия Никитична. — А вот меня бог обидел дочкой, всю жизнь ждала…
По-моему, Клавдия Никитична права, нахваливая Любу. В самом деле, Люба прелестная девочка. Черноглазая, с каштановыми кудрявыми волосами, застенчивая, мечтательная. Наружностью она в мать, а характером в отца: отзывчивая, нежная. Отец души в ней не чаял, баловал ее всячески. Я тоже любил сестру нежным братским чувством и считал ее самой красивой девочкой на свете.
В дороге все чувствовали себя хорошо. Скучали только мама и Николай Дубов, да охала, устав от необычно длительного для нее путешествия на лошадях, Клавдия Никитична. Дубов, глядя на нее, шутил:
— И, мать моя! Тебе горы эти помогут лучше Кисловодска, лучше любого модного курорта! Смотри, как все загорели, поправились. Да и ты посвежела.
Андрей Матвеевич вышел из простых людей. Хитростью, упорным трудом, сметкой он сколотил себе капитал и быстро пошел в гору, умело используя возможности обогащения на Урале в годы «золотой лихорадки». Нажив с течением времени многомиллионное состояние, будучи промышленником, известным в деловых кругах всей России, он так и остался в жизни грубоватым мужиком, настойчивым и цепким, порой жестоким. Отец уважал его за деловитость, за умение, с которым он ворочал своим огромным делом, управлял армией рабочих и специалистов своих предприятий. Дубов уважал отца за энергию, знание дела, исполнительность и честность. «Другого прогнал бы за вольнодумство, — часто говорил об отце Дубов, — а с ним дружу. Знающий и честный работник».
Англичанин в пути всегда ехал верхом. Его вороной жеребец был хорошо выезжен. Пытливо осматривая окрестности, Рисней порой восклицал:
— Такие просторы и богатства! И почти не заселены!
Георгий Дубов красовался на коне, сверкая оружием и погонами. Николай скупал, читал и спал, поудобнее прикорнув в повозке. Андрей Матвеевич приказал оседлать приобретенного у муллы рысачка и порой садился верхом. Рысачок был диковат, вставал на дыбы, бросался в сторону, но Дубов скоро усмирил его, показав себя хорошим наездником.
Ахмет Гареевич был всегда в отличном настроении, хотя дел у него было больше всех. Он выполнял обязанности кучера, конюха, когда требовалось, грузил, упаковывал, а уж все, что касалось ухода за лошадьми, целиком было на нем.
Марфуга хлопотала возле Клавдии Никитичны и матери, помогала мужу и Фоме Кузьмичу. Старый повар показал, что его искусство тоже что-то стоит и ловко орудовал возле огня, решительно привлекая в помощники женщин, а меня гоняя за хворостом.