Как обычно, осень приходила в долину сверху. Золотой ободок окрасил листву деревьев около каменного пояса гребня горы, опускаясь все ниже и ниже. Дно долины было еще в зелени, несмело пестрели поздние цветы. От этого долина стала еще прекрасней. Так хороши бывают пожилые люди, у которых годы посеребрят голову, а цвет лица сохраняет свежесть молодости.
Стояли теплые, солнечные дни сентябрьского «бабьего лета». Светлый шелк паутины выткал траву, плавно носился в воздухе. Несметная россыпь шиповника, широкие гроздья калины и рябины рдели, созревая. В низине, у озера и ручьев, гибкие ветви смородины никли к земле от тяжести черного бисера. Цепкие сплетения ежевики ревниво таили сизые сочные ягоды. Поздняя, нетронутая птицей и человеком черемуха блекла, начиная подсыхать. В дубовых рощах с мягким стуком падали отяжелевшие, спелые желуди.
Лениво — от сытости и покоя — крякали утки. Свистя крылом, пролетали стайки ожиревших вяхирей. В березняке токовали тетерева. На лугу козлята пробовали прочность молодых рогов. Царственно шествовали лоси. Прыжками-саженками мерил пространство заяц, готовящийся менять летнюю серую шубку на белый, одного цвета со снегом, мех. Поздние бабочки красовались ярким нарядом. Птичий мир вел сговор о дальних перелетах, о солнце и цветах юга.
Перед верандой белого дома ярко пестрел цветочный ковер. Пышные букеты украшали сервированный стол. Белый хлеб, нарезанный аккуратными ломтиками, вздымался грудочками на тарелках. В вазах сочились душистым, сладким янтарем соты липового меда, желтело сливочное масло. Пряно пахли соленые грибы, мелкие ядреные огурцы.
— А где Люба и Сергей Павлович? — спросил сына старый инженер.
Он выглядел бодро, в оправе белых волос лицо его выглядело моложаво. Спокойная радость, какая бывает у людей, оправившихся после болезни, светилась в его глазах, в каждой черточке лица. Борис Михайлович был в самом парадном, какое только нашлось, одеянии.
— Они пошли пройтись, папа. Люба так и сказала: пока подрумянятся пироги.
Повзрослев, Владислав изумительно походил на портрет отца в молодости. Такое же открытое, мужественное лицо, такой же прямой взгляд, такие же волнистые волосы.
— Пока подрумянятся пироги? — улыбнулся Борис Михайлович. — Ну-ну. Последние пироги нашей маленькой хозяйки в этом маленьком доме.
— Да, благодарение судьбе, кажется, последние…
Владислав положил книгу, встал, подошел к решетке веранды и осмотрелся кругом. Невдалеке, на лужайке, выстроились два тарантаса и четыре телеги, груженные сундуками, чемоданами, ребра которых скрадывались пологами. На задках тарантасов также приторочены были тючки и ящики.