Май, 15, 1939 г., понедельник 22–15 по Гринвичу
В кабинет, запыхавшись от беготни по лестницам, вернулась мисс Львова. Она поставила на кресло свою шляпную коробку, проверила, плотно ли задернуты шторы, выбежала в коридор, убедилась в его заговорщицкой пустоте, захлопнула двери и заперла на задвижку, бросилась к Огасту и зашептала:
— Надо куда-то его деть, мистер Картрайт! Избавиться от него поскорее! Вы же мне поможете, правда? Мама так велела. Сказала, чтобы я отнесла череп вам. Сказала, вы знаете, где его спрятать… — мисс Львова говорила без остановки и нервно теребила атласные ленточки на коробке, пока они не соскользнули на пол все сразу. Девушка подняла крышку: — Вот он! Смотрите… Осторожнее! К нему нельзя прикасаться голыми руками — он может затмить разум и отобрать жизнь…
Внутри круглой картонки, бережно завернутый в индийскую шаль, лежал череп! Белоснежный и поблескивающий, как сахарная голова, идеально гладкий, неестественно вытянутой формы, так что сразу и не понять, человеческий или нет.
— Это череп моего дедушки, — мисс Львова густо покраснела и принялась объяснять: — То есть не так. Дедушка жив, он даже иногда присылал маме письма.
Только она ему не отвечала, даже не читала их никогда и мне не разрешала. Дедушка остался в Советской России, он там известный ученый-академик.
Когда Советов еще не было, дедушка был скромным приват-доцентом, он получил средства в императорском Географическом обществе и устроил экспедицию в Монголию, привез оттуда это — «святыню». Когда мама выходила замуж — отдал ей в приданное. Мамина семья жила очень скромно, не так, как князья Львовы.
Сколько себя помню, мы его всюду за собой таскали, прятали в шляпы на всех таможнях, выдавали за театральный реквизит, мама даже прозвала его Йорик, пыталась разговаривать с ним и огорчалась, что «святыня» ее не слышит, представляете? Такая глупость… Она не могла простить дедушке, что он связался с большевиками, тогда, еще до революции, и разбудил для них «святыню». Когда мы перебрались сюда, мама одолжила его графине Таффлет на время для какого-то доброго дела, так она сказала, — мисс Львова вздохнула. — Это я виновата… Надо было оставить череп здесь, в коттедже, когда леди Делия умерла! Пусть бы его нашла полиция, да кто угодно! Я могла его выбросить или утопить. Тогда никакой беды с мамой не случилось бы!