– Как вы думаете, Борис, видео с пребыванием некоего субъекта S в квартире человека, которого он всячески дискредитирует и гнобит на людях, может стать доказательством необъективности субъекта S? Желательно, конечно, доказать проникновение в чужую квартиру в отсутствие хозяина, – выпалил я, прикинув, что времени у нас минуты 3–4, включая пересечение двора, подъем на лифте, звонок, топтание у двери, возвращение к исходной позиции у подъезда.
Интуиция следователя и интуиция поклонника Викиной красоты, задействованные одновременно, обеспечили Бориса практически экстрасенсорными способностями, и загадку он разрешил меньше чем за 10 секунд.
– Этот пижон Викторию, что ли, донимает? – Он сразу попал в точку.
– Хуже, чем вы можете себе представить, – мгновенно выпалил я.
Вручив в огромные ручищи следователя телефон, где хранилась наша с Сандалетиным страстная переписка, я вкратце изложил суть дела.
– Армия. Это он тебя запугивает? – хмуро поинтересовался Борис.
– Меня, – вздохнул я.
– Ничего вы своей записью в квартире не сделаете. Ерунда ваш план! – все так же хмуро сказал Борис и неожиданно добавил: – Сейчас, как только этот крендель войдет в подъезд, пиши ему про коврик и про ключ.
В этот момент я вдруг почувствовал леденящую дрожь от неприятного предположения. Рядом с Миллер я почему-то верил в то, что все происходящее непременно достигнет желаемого эффекта. Однако под воздействием трезвомыслящего Бориса привкус абсурда стал невыносим, как пересоленный суп. Я попытался представить себя на месте Сандалетина и отчетливо понял, что я бы в квартиру не вошел ни за что. Как бы хозяйка ни задерживалась, дождался бы снаружи.
– Свой ключ отдаешь мне, а сам заходишь в квартиру сразу после меня, – продолжал Борис, попутно извлекая с заднего сиденья синий китель.
Попросив о помощи, отнекиваться было поздно.
– А если Сандалетин останется ждать снаружи? – спросил я, указывая на долговязую фигуру, появившуюся у подъезда.
Борис скользнул по герою беглым взглядом, продолжая упаковываться в форму.
– Вряд ли. Модничает, я смотрю, ваш Санадлетин: полупальтишко, ботиночки на тонкой подошве. Нет, на улице он долго не прождет.
– А если в подъезде останется? – не унимался я, с ужасом понимая, что на кон этой игры поставлено слишком много чужих фишек.
– Такой гусь не останется. Западло ему в подъезде стенки подпирать. Пиши уже свое эсэмэс, – приказал Борис, и я нажал «отправить», надеясь, что реализм возьмет верх над стихией абсурда.