– И эту женщину я искал семьсот лет, – процедил сквозь зубы Хопер, садясь на тот же камень.
Она позволила себе улыбнуться.
– Имей в виду, что у меня еще много стрел, а ты уже не тот, что прежде. Кстати, ведь ты единственный, кто застрял в одном теле на сотни лет. Почему?
– Не единственный, – поморщился, поглаживая живот, Хопер. – Что мы знаем о высших? Почти ничего. Да и здесь… Тот же Чирлан прирос к телу коротышки-весельчака на те же сотни лет. К тому же ты забыла себя…
– Я о себе всегда помню, – ответила Амма. – И со мной все просто. Не скажу, что мне очень понравилась именно эта оболочка, но слишком много труда в нее вложено. Я к ней привыкла. Да и с годами я уже стала похожа сама на себя. Приросла к этому телу. А ну как не переживу расставания?
– А я просто не хочу, – осторожно выпрямился и выдохнул Хопер. – Можешь смеяться. Я еще этот грех не отмолил. Мне же это тело не подарено было. Как и каждому из нас. Мы украли их.
– Надо же, – удивилась Амма. – В умбра заговорила совесть? Старый волк пришел пролить слезы в овечий загон?
– Все не так, Амма.
– Мне неинтересно, что творится внутри тебя, Бланс, – она почти оскалила зубы. – Ты остановился на том, что происшедшее в Хмельной пади не было жертвоприношением. Чем же оно было?
– Никому бы не простил, кроме тебя… – покачал головой Хопер.
– Меньше пустой болтовни, – повысила голос Амма.
– Попыткой избежать рабства, думаю, – прошептал Хопер. – Может быть, надеждой призвать забывших нас богов. Я не все слышал, едва успел к началу битвы. Да, оказалось, что гибель моих друзей возымела силу жертвы, умалила даже высших, но кто мог знать об этом? Пойми, если бы двое-трое встали против нас, мы бы сладили с ними. Развоплотили бы уж точно. Но вышли все пятеро. Вышли осиянные едва ли ни божественной силой! И мы не могли двинуться с места. Застряли, как мухи в паутине…
– Почему ты промедлил? – Спросила Амма. – Тень сомнения накрыла тебя? Или страх?
– Страх? – Хмыкнул Хопер и тут же стер улыбку с лица. – Я не знаю, что испытывали те, кто стоял рядом со мной. Но я услышал голос. Голос, который открыл мне то, что я, оказывается, и так знал. Голос, который я мечтаю услышать еще раз. Большего счастья, чем счастье слышать его, я не испытывал. Он пел в моей груди. Горел в ней. Он был моим голосом. Слезы лились из моих глаз от его звучания. Он успокаивал меня, говорил, что смерть – это как вечный сон. Еще что-то… И я промедлил, хотя уже и подносил нож…
– Опять сладкий голос, – как будто помертвела Амма. – Тебе не кажется, что когда-то это все уже происходило? Не здесь, но с нами и так похоже.