Впервые она заметила перемену в отношении ко мне парней на танцах в городском саду. Было уже холодно, наступил октябрь. Мы стояли у самой стенки, затянутой железной сеткой. Напротив шумела группа заводских ребят. Один из них, самый симпатичный, несколько раз посмотрел в нашу сторону. Изольда изобразила на лице безмятежность, расправила плечи и шепнула мне:
— Сейчас он меня пригласит.
Заиграла музыка. Парень отделился от друзей и подошел к нам. Но пригласил… меня! Краем глаза я заметила, как взметнулись брови подруги. Все время, пока мы танцевали, она ревнивым взглядом следила за нами. На ее лице читались недоумение и неожиданный интерес ко мне. С тех пор она меня словно разглядела. И стала опасаться. Но, конечно, не моей коварности, нет. Я по-прежнему была вся ее — и душой, и телом. Только тело мое сильно изменилось. Из наперсницы я в любой момент могла стать соперницей. Изольда крутила кратковременные романы с самыми красивыми мальчиками, но далеко не с самыми умными. Самыми умными и красивыми из всех парней в четырех выпускных классах были двое — Никитин Саша и Алеша Мостицкий. Но и тот, и другой были железно заняты. И если Мостицкий дружил с Вероникой Головиной, нашей первой артисткой, которая была не такой красивой, как Изольда, но все же симпатичной, озорной и очень талантливой, то выбор Саши свидетельствовал о том, что любовь все-таки существует. Его избранницей стала болезненная девятиклассница Кира Старицкая, девочка тихая и незаметная, да еще и сердечница. Она плохо училась и быстро уставала. А Никитин был лучший математик и шахматист в нашей школе. Все знали, что после школы он едет поступать в Москву, а затем, когда Кира окончит школу, они поженятся. Саша говорил об этом как о давно решенном. Кира слабенькая, ей не надо ни учиться, ни работать. Саша, парень серьезный и по-взрослому рассудительный, продумал свою жизнь на десять лет вперед. Он учился в нашем классе, и мы были дружны с ним.
Естественно, что в сложившейся ситуации Изольде не светил роман ни с Сашей, ни с Алешей. Но она не особенно и расстраивалась. Крутила мальчишками попроще. Принимала от них цветы и подарки, заставляла страдать, изучала с их помощью искусство поцелуя, но сама не влюблялась. Она тоже собиралась в Москву, в театральный. Вообще, добрая половина нашего класса собралась, как чеховские сестры, «в Москву, в Москву!». Одна я — в Ленинград. Там жил старший бездетный брат отца. В свое время он и его жена помогли нашему Женьке, теперь звали меня. Я никак не могла решить, куда поступать. Меня, как когда-то Митьку, манило многое, и я бы хотела стать путешественницей, писательницей или геологом. Но постоянное общение с Изольдой все-таки принесло свои плоды. Я тоже заболела театром. И хотя мне доставались роли старух и интриганок, я стремилась сделать их предельно правдивыми. А так как я считала, что каждый человек должен любить себя и оправдывать свои поступки, то старалась вжиться в образ своего персонажа. Виктор Геннадиевич после новогоднего спектакля сказал: