Голова Антонии упала на подушку. Ее пальцы машинально играют кудрями Эдварда, и слабым, как у ребенка, голосом, она говорит:
— Мы свободны, понимаешь ли ты это, Эдвард?.. Как далеко мы ушли! Около нас деревья, беленький домик, солнце и ребенок. Посмотри, как он грациозен как он вырос! Его зовут, как и тебя Эдвардом… Как я люблю это имя!
Бред опять охватывает ее изнуренный мозг.
— Ведь эти страдания, о которых ты сейчас говорил, — сон, не правда ли?.. О! Я хорошо помню, мы всегда были счастливы… всегда! Один раз утром ты пришел к моему отцу… помнишь ли это?;. Ты говорил с ним, и в тот же день он положил мою руку в -твою…
Природа способна на такие благодеяния: Антония все забыла, и ужасный призрак убийцы-Бартона не являлся ей среди этого бреда.
— Знаешь ли, — продолжает Антония, — мне нужно ехать… О! Не плачь… зачем ты плачешь, мой Эдвард… Я чувствую себя такой счастливой!
А ее голос все слабеет… Она еще раз обнимает Лонгсворда… и губы их встречаются в последнем поцелуе. Потом голова Антонии опускается на подушку… вздох… Улыбка…
Эванс подошел к кровати. Он ощупывает ледяной лоб Антонии, потом двумя пальцами закрывает ей глаза…
В комнате царит печальная тишина. К Йорку первому возвращается присутствие духа. Он подзывает к себе Эванса и говорит ему на ухо:
— Нельзя терять ни минуты! Мать умерла, нужно спасать ребенка. Очень может быть, что этот мерзавец Бартон вдруг приедет сюда, чтобы лично удостовериться, совершено ли убийство!
Лонгсворд услышал эти слова.
— Вы правы, — говорит он. — Скажите, что мы должны делать?
— Вот, что, — отвечает Дан Йорк. — Мисс Нетти останется здесь сторожить умершую. Я буду находиться в соседней комнате, чтобы прийти на помощь в случае надобности. Вы же, Эванс, укутайте малютку и везите его к миссис Симонс! Наконец, вы, Лонгсворд, уходите немедленно!
— Уйти! — восклицает Лонгсворд, обнимая умершую. — Нет, нет!
— Но разве вы не понимаете, — убеждает Дан Йорк, — что Бартон придет… Палач непременно захочет полюбоваться на трупы своих жертв!. И если он застанет вас здесь, то непременно убьет!
— Пусть убьет, мне уже все равно!
Дан Йорк произнес отрывисто и жестко:
— Разве та, которую вы любили, не доверила вам своего ребенка? Уходите немедленно! Как знать? Вы поступили весьма опрометчиво, приехав сюда. Вполне возможно, что эти мерзавцы приготовили вам западню… Эдвард, во имя нашей дружбы выполните то, что я сказал!
Лонгсворд поднимает голову.
— Я ухожу! — говорит он.
В последний раз он целует лоб несчастной женщины, и она, кажется, и после смерти улыбается ему… Эванс осторожно берет ребенка.