. О деятельности и преобразованиях Иностранного отдела ОГПУ пойдет речь несколько ниже.
Председателю ОГПУ Менжинскому так и не удалось в это трудное время восстановить свои силы и здоровье. Он постепенно отходил отдел. Его возвращение в ОГПУ в апреле 1931 года, хотя и с врачебным ограничением и выполнением только основных и самых важных обязанностей без всякой другой нагрузки, оказалось недолгим, и через несколько месяцев он опять оказался в больнице. «Никаких занятий. Только лежи 24 часа в сутки то с пузырем на груди, то с грелкой, то ванна, то массаж», — с горечью и болью писал Менжинский в своем дневнике. — Смерть — вот она. Ты день лежишь в гамаке, а она сидит напротив… Заставили жить, психологией заниматься»>{63}. Его периодические возвращения к работе врачи жестко ограничивали 8-часовым рабочим днем.
31 декабря 1931 года Менжинский перенес приступ грудной жабы (стенокардии), а спустя неделю, 6 января 1932 года — инфаркт миокарда. Тем не менее 31 января он вновь приступил к работе. И все-таки состояние здоровья заставило Менжинского 13 апреля 1932 года обратиться с письмом к Сталину с просьбой освободить от работы в ОГПУ, но решение этого вопроса было последним отложено>{64}.
В ноябре 1933 года Менжинский покинул квартиру в Кремле, потому что не мог уже подниматься на второй этаж, где она располагалась. После этого он окончательно поселился на даче Шестые Горки. Летом 1933 года председатель ОГПУ месяц лечился в Кисловодске. Но, когда он покидал курорт, врачи настоятельно рекомендовали ему работать не более трех — четырех часов в день. Поэтому он приезжал на работу не чаще двух раз в неделю, а сотрудников приглашал к себе только по очень серьезным делам. Упомянутый Атабеков в книге, изданной за рубежом, писал: «Менжинский почти все время болеет и никаких рычагов управления в ГПУ уже в руках не держит, всем командует Ягода».
Вместе с тем позиции последнего в руководстве ОГПУ в период отсутствия и постепенного отхода от дел болеющего Менжинского не были прочными, а его непримиримая борьба с врагами, реальными и мнимыми, с использованием всех методов, не гнушаясь подтасовки и фабрикации дел, встречала неприятие и сопротивление со стороны части руководящих кадров ОГПУ. Под особым подозрением руководства страны находились старые военные специалисты, как те, кто еще в годы Гражданской войны сделал выбор в пользу сотрудничества с советской властью, так и те, которые вернулись в страну из-за рубежа. И подобные подозрения, и недоверие неизбежно должны были вызвать и вызывали соответствующие действия органов ОГПУ.