— Где моя шпага? — воскликнул Бюсси, который спохватился, что он безоружен и находится во власти незнакомцев.
— Гость, кто бы он ни был, священен для индуса, — сказал брамин, — с оружием он или без оружия. Тебе нечего нас бояться.
— Твоя шпага, бесстрашный юноша, осталась в теле тигрицы, — сказал доктор. — Может быть, ее вытащили, уже зазубренную, и оружейный мастер исправляет ее. Если же она испорчена, тебе остается только радоваться, так как ты получишь еще лучшую.
Раненый хотел было ответить, но доктор не дал ему, поднеся напиток.
— Выпей это, чтобы избежать лихорадки, если это возможно, и постарайся заснуть. Если ты проведешь ночь спокойно, завтра я позволю тебе кушать. Раджа Ругунат-Дат! — прибавил он, обращаясь к своему спутнику. — Я готов следовать за тобой.
— Мир тебе, сын мой, — сказал брамин.
И оба незнакомца величаво удалились.
Бюсси, слегка приподнявшись, проводил их глазами. Он видел, как они с отвращением посмотрели на существа, которые он принял за слуг и которые лежали распростертыми на земле. Потом, переглянувшись и пожав плечами — в знак чего, он не мог понять — они исчезли за углом галереи.
Молодой маркиз, сам не зная почему, чувствовал смутную досаду, разочарование и беспокойство. Он искал глазами странного худощавого человека; он хотел расспросить его и узнать от него то, чего ему не хотели сказать. Бюсси увидел, что тот ползет по земле, целуя с необыкновенным жаром следы брамина.
— Господи, что он, сумасшедший? — спрашивал себя маркиз, видя, что индус пришел в какое-то исступление и бормочет непонятные слова.
Но существо поднялось и снова приняло спокойный вид.
— Подойди поближе! — сказал тогда Бюсси. — Поболтаем немножко.
Человек снова выразил изумление, потом устремил на раненого взгляд, в котором выражалась глубокая грусть.
— Господин! — сказал он, поднося к губам дощечку. — Я слышал, что ты сейчас сказал. Ты кшатрий в своей стране, а я — хуже дорожной грязи. Ты не можешь, не осквернив себя навсегда, спуститься до того, чтобы заметить мое существование.
— Разве ты совершил какие-нибудь ужасные преступления? Прокаженный ты, что ли? — с некоторым беспокойством спросил Бюсси.
— Я не тронул ни одной самой крошечной мошки. Мое тело здорово и совесть моя чиста. Но для меня, как и для всех подобных мне, нет места на земле. Нас проклинают и отвергают с нашим первым криком: мы — пугала на этом свете.
— Ты пария? — спросил с состраданием Бюсси.
— Пария! — повторил человек, опустив голову. После минутного молчания молодой человек сказал:
— В моей стране, конечно, существует огромная разница между благородным и простолюдином; но если последний честный и умный, если он верно служит нам, он такой же человек, как и всякий другой, и заслуживает уважения и любви. Ваши индийские предрассудки не существуют для меня. Поэтому будь покоен; и если твое дыхание не вредно, оставь эту дощечку, которая раздражает меня, и отвечай прямо на мои вопросы.