Хаджиб открыл окно, и в широкое отверстие можно было видеть всю окрестность. Вид простирался до горизонта. Над ним сияло безоблачное небо.
Сначала расстилалось море зелени, в которой утопал город; мраморные террасы и дворцы казались островами; купола мечетей и тонкие минареты смело поднимались кверху, господствуя над всем этим сонмом деревьев, опоясанных светлой оградой с толстыми круглыми башнями. Далее за Аурангабадом, покрытая золотистой пылью, расстилалась холмистая равнина, с ее нивами, ручьями и горами, окрашенными на горизонте в цвет ляписа и аметиста.
Своим худым пальцем хаджиб указывал на любопытные здания: царский дворец, большую мечеть, резиденцию визиря, школы, базары, рынки. Легким движением руки он пробегал огромные пространства. Его прервал посланный, вошедший в комнату, Бюсси быстро обернулся и увидел царского пажа, который, подойдя к нему, опустился на колени и передал ему письмо.
«Приветствую тебя в твоем дворце, мой возлюбленный брат, — писал Салабет-Синг;— пусть вместе с тобой счастье перешагнет через его порог!»
Чрезвычайно растроганный, Бюсси долго стоял погруженный в размышления; затем он встал и вышел с небольшой свитой, чтобы поблагодарить царя.
Дорогой он заметил маленькую кучку туземцев, которые, казалось, роптали на одного гренадера; а тот спокойно удалялся, как бы поддразнивая их. Бюсси послал одного из своих телохранителей узнать, в чем дело.
— Этот гренадер сорвал апельсин через загородку сада, — сказал телохранитель, возвращаясь. — Садовник кричит, что он пожалуется генералу, который запретил брать что-либо бесплатно.
— Черт возьми, он прав! — вскричал Бюсси. — Ему будет оказана справедливость: приведите сюда гренадера.
Солдат подошел, еще с куском апельсина в руке.
— Правда ли, что ты сорвал этот апельсин?
— Да, — сказал виновный, опуская голову. — Мне хотелось пить; плод был как раз у меня под рукой, и я сорвал его.
— Разве ты хочешь, чтобы те, которые раздают царства, прослыли за воров? Я присуждаю тебя к уплате ста рупий за этот апельсин, который ты мог купить за одно су.
— Это справедливо; ты сделал нас достаточно богатыми, чтобы я мог заплатить за свою вину.
— Ну, так как ты сожалеешь о своей ошибке, то я беру на свой счет половину штрафа, — сказал Бюсси. — Но никогда не забывай, что я желаю, чтобы французов столько же любили за их вежливость, сколько боялись за их храбрость.