«Что это такое? — подумал он. — Наверное, мусульманские войска возвращаются с маневров».
В тот день был смотр всей индусской кавалерии; но Бюсси не присутствовал на нем, чтобы не затмевать блеска даря; он по возможности избегал уязвлять его самолюбие, чтобы не дать ему почувствовать зависимость, в которой держал его; он предоставлял ему пользоваться всеми внешними проявлениями, скрывал всегда приказания, которые давал ему под видом советов или просьб.
Паж приподнял портьеру и доложил:
— Герольды возвестили, что его величество царь, будет здесь через несколько минут, чтобы отдать визит Твоему величию.
Царь? Здесь!
Бюсси быстро встал и отдал приказания для приема: пушки у входа должны стрелять; на дворе должны выстроиться шпалерой караулы, баядерки с гирляндами цветов… Но он не успел еще кончить, как другой паж раздвинул портьеру и провозгласил:
— Великодушнейший падишах, Салабет-Синг!
И молодой царь, улыбаясь сюрпризу, который он устроил, быстро приблизился в своем воинственном наряде, залитом блеском драгоценных камней.
Маркиз хотел опуститься на колени, но Салабет удержал его и обнял.
— Я боялся, что ты заболел, так как не видел тебя во время церемониального шествия: это обеспокоило меня, — сказал царь. — И наконец, мне надо поговорить с тобой. Но эта пыль, которую подняли лошади, возбудила во мне страшную жажду. Вели принести щербета, и затем пусть нас оставят одних.
Салабет бросился на диван, воздохнув от усталости.
— Какая честь и какой стыд! — сказал Бюсси. — Принимать тебя у себя, совсем не приготовившись к достойному приему.
— Я очень люблю дразнить моих друзей, приезжая к ним без доклада, как друг.
Он выпустил несколько клубов дыма, воспользовавшись гукой, которая еще курилась.
— Ах, Газамфер, слишком много опиума! — воскликнул он. — Ты повредишь себе. Я должен прислать тебе своего испаганского табака, который напоминает белокурые локоны европейцев. Разве ты не счастлив, что ищешь забытья? — прибавил он, пристально глядя на Бюсси.
— Я был бы сумасшедшим! — уклончиво ответил маркиз, предлагая царю принесенные освежительные напитки.
Он хотел сесть на табурет, но царь привлек его к себе.
— Ах, Бюсси! — сказал он, вздыхая. — Ты не любишь меня!
Молодой человек отпирался, но царь покачал головой.
— Нет! — сказал он. — Я знаю: ты дал мне трон, но отказываешь в дружбе. Почему? Я не могу понять.
— Разве я провинился в чем-нибудь перед моим царем? — воскликнул Бюсси.
— О, никогда! Это отвращение скрывается под полным почтением. Твое сердце подобно моему щиту, сплошь покрытому жемчужной сетью и выложенному бриллиантовыми цветами и птицами, но жесткому и непроницаемому под его нежной оболочкой.