— Бог мой! — простонал Серега, угадав образы его разошедшейся фантазии. — Ну и мучайся!
С этими словами он сам проглотил пару таблеток, тихонько выругался и поплелся на кухню запивать разъедающую рот горечь.
Данька немного посидел неподвижно, потом встал, подошел к столу, взял в руку пузырек, попробовал прочитать надпись на этикетке, но, конечно, ничего не разобрал в темноте, высыпал на темную столешницу немножко белых кругляшков, пальцем осторожно отодвинул два в сторону, потом еще один, сбросил их на ладонь и опрокинул в рот.
В дверном проеме появился Серега со стаканом в руке.
— На! Запей!
А утром Данька не мог проснуться. Повинуясь требовательному и уже довольно раздраженному голосу Сереги, он старательно выплывал из невидимых, но крепких объятий сна, барахтался, силился, но тот все равно легко и властно затягивал его обратно. Даже глаза не открывались, будто были намертво зашиты прочными нитками.
Данька почувствовал, как Серега не очень ласково тряхнул его за плечи, потом усадил, привалив спиной к диванной подушке, и еще раз тряхнул. Голова качнулась, упала на грудь, и тяжелые веки, не успевая за ее порывистыми движениями, по инерции распахнулись. Сквозь сонный туман возник темный силуэт на фоне окна, где-то рядом сверкнул солнечный блик.
— Съешь это!
Данька послушно открыл рот. Серега что-то положил ему на язык (мальчишка не почувствовал вкуса), приставил к губам стакан, наклонил. Стекло звонко стукнуло о зубы, и маленький солнечный блик метнулся прямо Даньке в рот.
Только позже он догадался, что Серега опять давал ему таблетки.
— Дубина! — ругался тот, наблюдая, как Данька приходит в себя. — Сколько же ты вчера сожрал? Ни на секунду нельзя оставить без присмотра! Так и тянет его концы отдать!
— Чего? — не понял Данька.
— Ничего! В школу пора!
И все вернулось в прежнее русло, потекло так, как и было ему положено. Подъем, завтрак, школа, возвращение из школы, кастрюля с супом на плите, а потом вечер, все как раньше, только теперь из школы Данька шел совсем в другую сторону и немного дальше, чем обычно. И квартира была совсем на другом этаже, и дом выше, с лифтом, и много новых непривычных вещей (хотя бы тот же видеомагнитофон), и белый автомобиль, и Серега.
Однажды Серега пришел мрачнее тучи, злой и раздраженный, и Данька сразу замкнулся, насторожился. Сегодня он видел Лысого, правда, издалека, и тот тоже заметил его и заулыбался, так заулыбался, так…
Дурное настроение совершенно не влияло на Серегину проницательность, и, когда Данька случайно попал под его пронзительный взгляд, он, еще больше раздосадованный тем, что кому-то сейчас тоже может быть плохо, а значит, нет дела до его, Серегиных, страданий, недружелюбно спросил: