«Какая из меня жена! — решает Саша. — Готовить я не люблю. Когда меняют установленный мною порядок, тоже не люблю. И страшно. Без мамы. Без Никиты. Вдруг я сварю суп, а Гришке не понравится, и он навсегда во мне разочаруется. Сейчас-то он не знает, как я варю суп. Вот если бы Гришка ничего не ел… Фу, какие глупости! А это, наверное, так удивительно — быть невестой! Белое платье… Нет, что бы ни говорили, жутко хочется прожить день так необычно, пусть даже как все остальные невесты. Белое платье. И все, наверное, какое-то непривычное, незнакомое, и даже Гришка. И… не знаю!»
— Мам! А ты бы вышла за Гришку замуж?
— Боже мой, Саша!
— Ну мам!
— Нет. Конечно, нет! — Аня внимательно следит за дочерью.
Ага, так и есть! Саша обижается за своего обожаемого Гришу и возмущается.
— Это почему? — дерзко смотрит в глаза.
— Я для него слишком старая, — смеется Аня.
— А если бы…
— Саша, Саша, Саша! — торопливо перебивает дочь Аня. — Что ты говоришь! Все равно никто, кроме тебя, не сможет решить. Ни я, ни Никита. Надеюсь, его ты не спрашивала, вышел ли бы он замуж за твоего Гришу?
Саша обидчиво поджимает губы, потом вздыхает и, словно маленький ребенок, смущенно теребя воротник легкой рубашки, спрашивает:
— Но ты не против?
— Не знаю. Мне страшно. Я очень волнуюсь.
— И ты? — Саша искренне удивлена. — Но почему?
— Двадцать лет была у меня дочка Саша, и вдруг кто-то ее забирает.
Подкрадывалась темнота.
Ни Сашки, ни мамы. С сестренкой-то все понятненько: конечно же, она со своим ненаглядным Гришенькой. А мама? Впрочем, Никита уже давно не маленький, и даже в глубоком детстве он не боялся оставаться дома один.
И мама, и Саша довольны, что он порвал с Инной. Несомненно! И за своей мелкой радостью они не замечают, что ему одиноко. А ему действительно одиноко, но теперь уже нельзя легко помириться. Не хочется. Не поможет. Остыло. И Инка уже не приходит и не плачет.
Да может, она уже и не помнит о нем! Нашла себе другого. Прекрасно! Пусть теперь достает его.
Звонок. Это, наверное, мама. Могла бы открыть своим ключом, а не гонять Никиту. Хотя… хорошо, что она пришла.
— Ты? — Никита не включил в прихожей свет, и, возможно, поэтому так необычно блестят в полутьме Инкины глаза.
— Только не прогоняй меня, ладно?
Никита растерялся, услышав непривычно тихие жалобные слова.
— Нет. Что ты! — он тянется к выключателю, но Инка, уловив его движение, по-прежнему робко просит:
— Не надо. Лучше без света. Ты же все равно прекрасно знаешь, какая я. Если еще помнишь.
Никита молчит. Он не знает, что сказать. Он нерешительно топчется в комнате, не понимая, что делать.