— Если я и сейчас одержу верх над ним, то заберу себе его вину. Правда, она сгнила вся, но для меня это не имеет особого значения: всё равно я разобью её на куски!
«В своём ли он уме? — подумала Мриганаяни. — Разве можно такое говорить?»
Рани, на плече у которой так удобно устроилась Суманмохини, устала и сделала резкое движение. С ноги соскочил золотой браслет и покатился прямо к Мриганаяни.
— Сейчас начнётся интересный поединок! — сказала младшая рани Суманмохини.
«Уж не собирается ли Мриганаяни драться с кем-нибудь!» — подумала старшая рани и, протерев глаза, взглянула на Мриганаяни. Но та, как и прежде, внимательно смотрела в зал. Суманмохини была разочарована.
— Что случилось? — спросила она младшую рани и. узнав об условии, которое выставил Байджу, сладко зевнула: — Кажется, я вздремнула немного. Пожалуй, хватит спать.
«Нечего сказать, немного! — подумала младшая рани. — У меня даже плечо онемело!»
Состязание между тем продолжалось. Не прошло и получаса, как всем стало ясно, что Байджу снова выйдет победителем.
«Пора кончать, не то они ещё, чего доброго, всерьёз поссорятся!» — подумал Ман Сингх и обратился к Байджу и Виджае:
— Достаточно! Остановитесь!
Виджая умолк. Пакхаваджи отложил пакхавадж, Кала — танпуру. Но Байджу играл и играл, позабыв обо всём на свете.
Мриганаяни заметила, что старшая рани проснулась, и сказала нарочито громко:
— Какой голос! Что за мелодия! С каким самозабвением играет ачарья! Вот это искусство, вот это художник!
«Скажите, какой ценитель искусства нашёлся!» — с досадой подумала старшая рани, разглаживая на лице морщинки.
— Изумительно! Бесподобно! — воскликнул раджа.
На губах у Байджу заиграла улыбка, лицо засветилось радостью от сознания победы. Оторвавшись наконец от вины, Байджу торжествующе посмотрел на Виджаю Джангама, но тот, к его великому удивлению, улыбался.
«Разве я не нанёс ему поражения?.. Но я, кажется, увлёкся. Даже не заметил, как они кончили петь и играть!»
— Да благословит вас бог, ачарья Байджнатх! — с восторгом произнёс Ман Сингх. — Слушая вас, можно забыть обо всём на свете! Видите, они даже перестали петь, отложили танпуру и пакхавадж, чтобы по-настоящему насладиться вашей игрой!
— Махараджа, — ответил Байджу, — я бесконечно счастлив: моё искусство признали подлинные его ценители! Большего мне и не надо.
— Зато нам многое от вас надо!
— Да что с меня взять? Всё, чем я владею, и так принадлежит махарадже!
— Отдали бы нам хоть частичку своей сосредоточенности, с которой вы сейчас играли.
Байджу рассмеялся.
— Разве для игры нужна сосредоточенность. Сосредоточен я бываю лишь по утрам, когда сочиняю какую-нибудь песню. Или, может быть, я не играл, а спал?