А квартира к этому времени по случаю теплого лета была почти пустой. Все были кто на дачах, кто в отпусках. Жила в квартире только одна женщина, которая то ночевала дома, то не ночевала дома, и вообще было неизвестно, где был ее настоящий дом. Вела она себя чересчур тихо. И двери на звонки она открывала от случая к случаю. То откроет, то не откроет. То ли она кого-то боялась, то ли у нее было плохо со слухом, не знаю, но суть не в этом, а в том, что в результате сложившейся ситуации в квартиру можно было попасть только двумя способами. Первый - звонить и ждать, пока откроют - почти безнадежный. Один шанс из ста, что откроют. Второй - из окна в окно по внешней стенке - почти стопроцентный. Девяносто девять шансов из ста, что попадешь домой. Почему девяносто девять? А потому, что эта самая женщина могла ни с того, ни с сего закрыть окно изнутри на задвижку и затем исчезнуть. Вот поэтому девяносто девять. А так сто.
В коридоре этой коммунальной квартиры рядом с входной дверью было окно, выходящее во двор. Рядом с этой входной дверью, уже на лестничной площадке тоже было окно, выходящее на тот же двор. Между этими окнами было метра три, и их подоконники сообщались снаружи узеньким каменным выступом. Третий этаж "старофондовского" питерского дома.
- Вот, смотри, - сказал мне одноклассник. - Сейчас я покажу, как ты будешь попадать в квартиру.
Мы вышли на лестничную площадку, и он смело захлопнул дверь. Потом он открыл окно и, как был, в домашних шлепанцах залез на подоконник, бодро прогулялся по внешней стенке и через несколько секунд открыл дверь изнутри.
- Ух ты! - сказал я. - А ну, еще!
Он захлопнул дверь и проделал то же самое. Только на этот раз я следил за ним, высунувшись из окна. Он вылез наружу, повернулся спиной к пропасти, шагнул на выступ и, прижавшись к стенке и цепляясь за шероховатости, начал продвигаться к соседнему окну приставными шажками, добравшись до окна, он пару раз стукнул по раме ногой. Окно открылось, и он очутился в коридоре. Все выглядело легко и изящно.
В общем, мой бывший одноклассник остригся наголо и уехал в стройотряд, а я стал жить в его комнате. Раза три-четыре я проникал в квартиру этим самым способом, и с каждым последующим разом этот способ мне нравился все меньше и меньше. Наконец, наступил роковой четвертый или пятый. Я открыл окно, влез на подоконник, начал двигаться по выступу и вдруг ни с того ни с сего со страшной силой ощутил, какая пропасть находится подо мной. Я подумал, что вот возьму сейчас, разожму пальцы, например, и, так сказать, легким движением руки расшибусь об асфальт в собственное плоское изображение. Я прямо-таки весь одеревенел от страха! Самое главное, что деваться-то было некуда. Стал я двигаться по этому дурацкому выступу, цепляясь за шероховатости. Медленно-медленно. Я год жизни шел по нему. Наконец, совсем деревянный, добрался до окна. Начал в соответствии с инструкциями постукивать ногой по раме. Стучу, стучу, а окно не открывается. Я сильнее стучу, а оно все равно не открывается. Потому как заперто изнутри на задвижку. Один шанс из ста, что его закроет изнутри на задвижку эта баба с больным слухом и манией преследования. И вот, пожалуйста, она его закрыла! Стою я, колочу ногой по раме и думаю о том, что мне пришел конец. Назад пути не было, условиями эксперимента это не было предусмотрено, а летать я не умел. Мне было очень страшно, и я решил, что придется бабахнуть ногой по стеклу. Мне показалось, что моя жизнь дороже всех имеющихся в СССР стекол и последствий самых крутых скандалов. И только я собрался с духом и приготовился выбить стекло, как вдруг увидел, что через него из глубины коридора смотрит на меня эта самая баба! Женщина. Вот ведь зараза! Ведь я же звонил в дверь перед тем, как лезть на стенку! Стоит она, смотрит на меня, и на лице ее нет никакого выражения. Конечно, не каждый день можно увидеть человека