– Я, конечно, сам не лучшим образом учился, но теперь рядом с молодыми чувствую себя прям профессором, – горестно продолжал тот. – Я ведь, вообще-то, мальчик из хорошей семьи, в каскадеры в пику предкам пошел – они все мне твердили, что нужно высшее получить, а мне занудством это казалось. Теперь вот понимаю их, хотя сейчас как раз именно профессиональные навыки мне ой как пригождаются. Да уже не исправить ничего. Ну, книги читаю, если где найду, но кому это интересно, кроме меня самого? Знаешь, в чем весь ужас-то? Нас все меньше становится. Те, кто помнит жизнь до Катастрофы, вымирают. Еще лет тридцать – и никого из нас, прежних, пожалуй, не останется.
– Через тридцать лет, может, уже вообще нигде никого не останется. Население метро сокращается быстро, дети рождаются слабые, выживают не все. Многие – с отклонениями.
– Вот и я о том же, – буркнул Каскадер. – Скоро останутся лишь те, кто с детства видел только подземку. Вместо знаний у них – старые легенды и суеверия. А на нас они смотрят так, будто это мы во всем виноваты. Хотя вот скажи – что мы могли сделать?
Датчанин вспомнил одного буддиста в метро, который все происшедшее объяснял наработанной плохой кармой. По его мнению, оставшиеся в живых – избранные – должны были отработать эту карму, исправить ее, искупить грехи, чтобы мир вновь стал прежним. Судя по тому, как лихо «избранные» ее искупали, стать прежним миру не суждено было никогда. Датчанин подумал о Нике и вздохнул. «Интересно, а она что искупает – грехи отца?» Истомина вдруг покоробили рассуждения Каскадера. Он вспомнил, с каким любопытством слушала Ника его рассказы. Вспомнил, как при каждой возможности хваталась за огрызок карандаша, стараясь зарисовать что-нибудь интересное, эта ее странная сестренка, Муся, совсем не похожая на нее. «Они-то уж точно не виноваты, что им выпала такая жизнь. Приспосабливаются к ней как умеют».
– Нет, Гамлет, ты как хочешь, а я пока умирать не собираюсь. Поживем еще, – заявил Каскадер. – Давай – за наше здоровье. А завтра я тебе покажу здешние края. В смысле, завтра ночью. А сейчас давай баиньки.
Они устроились на кучах ветоши – Датчанин искренне надеялся, что там нет блох, – и задремали. А рядышком свернулась Линда. Саша сказал, что в случае опасности она разбудит, так что бояться было нечего.
Истомин думал, что, проснувшись, Каскадер откажется от своего намерения, но тот разбудил гостя довольно решительно и был готов двигаться в путь, хоть и прихрамывал слегка до сих пор.
– Облачайся в химзу – и пошли, тут лаз один на поверхность есть, – сообщил он. – Покажу тебе, как теперь Кутузовский выглядит при свете луны.