Но на все вопросы Фивершем отвечал:
— Откуда об этом знать греку?
Неджуми поднялся с ангареба и грубо отдал приказ. Солдаты схватили Фивершема и снова вытащили на солнце. Они вылили воду на веревку, связывавшую его запястья, чтобы пальмовые волокна набухли и впились в кожу.
— Говори, кафир. У тебя донесения Кордофану.
Фивершем молчал. Он упорно цеплялся за план, который так долго и тщательно обдумывал. Он знал наверняка, что нельзя ничего менять из-за страха, когда не можешь мыслить ясно. На его шею набросили веревку и подтолкнули прямо под виселицу.
— Говори, кафир, — сказал Неджуми, — так ты избежишь смерти.
Фивершем поморщившись улыбнулся и слабо покачал головой. Он удивился, что поступил так, а не упал на колени и не стал просить пощады. Еще удивительнее было то, что он не испытывал ни малейшего желания унижаться. Он задавался вопросом, правду ли рассказывают, что преступники в английских тюрьмах тихо и с достоинством идут на эшафот, потому что находятся под действием лекарств. Без лекарств он, похоже, вел себя не менее достойно. Его сердце бешено колотилось, но скорее от волнения. В этот момент он совершенно не думал об Этни, и, конечно же, страх, что его надеждам не суждено сбыться, вовсе его не беспокоил его. Ему была отведена роль, и он просто исполнял ее, вот и все.
Неджуми на мгновение посмотрел на него. Потом повернулся к мужчинам, готовым выдернуть из-под Фивершема ангареб, на котором его разместили:
— Завтра, — сказал он, — кафир отправится в Умдурман.
И только тогда Фивершем почувствовал, как веревка из пальмового волокна терзает его запястья.
Этни снова допускает промах
Миссис Адер с некоторым беспокойством размышляла о последствиях своих разоблачений. Она не знала, какой курс изберет Дюрранс. Вполне вероятно, что он может прямо сказать Этни о своей ошибке и признать, что убедился в притворности ее привязанности к нему и реальности ее любви к Фивершему. И тогда, как бы тщательно ни скрывал он ее участие в этом открытии, вряд ли ему это удастся. Ей придется предстать перед Этни, и она страшилась момента, когда ясные глаза подруги спокойно встретят ее взгляд, а губы потребуют объяснения. И потому ее поначалу очень обрадовало, что в отношениях Этни и Дюрранса внешне не произошло никаких изменений.
Они встретились и заговорили так, будто день, когда приплыл Уиллоби, и вечер, когда Этни играла на скрипке увертюру Мелузины, изгладились из их памяти. Сначала миссис Адер испытала облегчение, но когда чувство опасности покинуло ее и она увидела, что ее вмешательство не возымело никакого эффекта, она озадачилась. Чуть позже она уже была сердита и разочарована.