— Только бы не упасть! — выдохнул он. — О боже, только бы не упасть! — и он громко крикнул своему соседу, потому что в этом шуме слышен был только крик: — Это ты, Ибрагим?
И похожий крик раздался в ответ:
— Да, эфенди.
Тренч почувствовал облегчение. Между Ибрагимом, огромным, высоким арабом из племени хадендова, и Тренчем возникла дружба, зародившаяся из общей нужды. В Умдурмане не было тюремных пайков; каждый пленник зависел от своих денег или помощи друзей на свободе. Время от времени Тренчу приходили деньги от друзей, тайно передаваемые в тюрьму местными, приехавшими из Асуана или Суакина. Но иногда помощь не приходила подолгу, и он жил на подаяние греков, перешедших на сторону махдистов, или терпеливо голодал сколько мог. Были и времена, когда Ибрагиму не отправляли еду. И каждый помогал другому в нужде. По ночам они бок о бок стояли у стены.
— Да, эфенди, я здесь, — и нащупав его руку в кромешной темноте, он поддержал Тренча у стены.
В крайнем углу тюрьмы разразилась борьба даже похуже, чем привычная свара, и заключенные теснились так плотно, что при каждом продвижении одного и отступлении другого вся толпа качалась в определенном ритме, от одного конца до другого, из стороны в сторону. Но они боролись, чтобы удержаться на ногах, сражаясь даже зубами. Сквозь галдеж и шумное, тяжелое дыхание звенели цепи и сыпались проклятия, время от времени раздавались дикие рыдания с криками о пощаде или нечеловеческий вопль, и это означало, что человек упал толпе под ноги. По тюрьме летали комки грязной земли, собранной с пола, и поскольку никто не знал, с какой стороны они брошены, люди бились головами в попытке увернуться. И все это происходило в кромешной темноте.
Два часа простоял Тренч в звенящей от шума, душной и мрачной тюрьме. В восемь часов откроется дверь, и он спотыкаясь выйдет на чистый воздух и заснет в заребе. Он стоял на цыпочках, подняв голову над товарищами, но даже при этом едва мог дышать, а воздух был влажным и кислым. Горло пересохло, язык распух во рту и стал волокнистым, как сушеные фиги. Казалось, что не придумать ада хуже, чем «Дом камня» в августовскую ночь в Умдурмане. «Не хватает только пламени, — подумал он, — но и только».
— Только бы не упасть! — крикнул он, но, как он и говорил, ад был совершенным, потому что дверь открылась и появился Идрис-эс-Саир.
— Потеснитесь, — крикнул он, — потеснитесь, — и бросил в заключенных огонь, чтобы они отошли от двери. Горящие пучки сухой травы пылали во тьме и падали на тела заключенных. Пленники стояли так плотно, что не могли увернуться от летящего огня; они не могли даже поднять руки, чтобы стряхнуть пламя с голов или плеч.