Планы побега
Три дня Фивершем бессвязно бормотал и бредил, и три дня Тренч приносил ему воду из Нила, делил с ним еду и всячески помогал; три ночи он стоял вместе с Ибрагимом и никого не подпускал к Фивершему в «Доме камня». Но на четвертое утро Фивершем пришел в себя и, подняв взгляд, увидел лицо склонившегося над ним Тренча.
Сначала лицо казалось частью его бреда. Это было одно из тех кошмарных лиц, которые раздувались и нависали над ним темными ночами в детстве, когда он лежал в постели. Он протянул слабую руку и оттолкнул его. Но лицо уставилось на него. Фивершем лежал в тени от тюремного здания, и тяжелое голубое небо над ним, бурая и голая истоптанная земля, пленники, волочившие цепи или лежащие на земле в крайней немочи, постепенно донесли до него смысл увиденного. Он повернулся к Тренчу, уставился на него, как будто боялся, что в следующее мгновение потеряет его из виду, а потом улыбнулся.
— Я в тюрьме Умдурмана, — сказал он, — правда в тюрьме! Это Ум-Хагар, «Дом камня». Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Он прислонился к стене с чрезвычайным облегчением. Для Тренча эти слова, сказанные довольным тоном, прозвучали злобно-насмешливо. «Лишь человек, который выработал безразличие к боли и удовольствию, привыкший игнорировать и радости, и несчастья и в совершенстве владеющий собой, лишь такой человек, — подумал Тренч, — мог произнести эти слова подобным Фивершема». Но Фивершем не был таким человеком; в бреду он это доказал. Удовлетворение было подлинным, слова искренними. Опасности Донгола миновали, он нашел Тренча, он был в Умдурмане. Эта тюрьма — желанная цель, и он достиг её. Он мог бы болтаться на виселице в сотнях миль по течению Нила, а грифы, взгромоздились бы на его плечи, и цель, ради которой он жил, стала бы совершенно невыполнимой. Но теперь он в «Доме камня» в Умдурмане.
— Ты здесь уже давно, — сказал он.
— Три года.
Фивершем огляделся вокруг заребы.
— Три года, — пробормотал он. — Я боялся, что не застану тебя в живых.
Тренч кивнул.
— Ночью хуже всего — там, внутри. Только чудом можно пережить неделю таких ночей, а я прожил тысячу. — И даже ему, вытерпевшему это, такая выносливость казалась невероятной. — Тысяча ночей в «Доме камня»! — воскликнул он.
— Но днем мы можем спускаться к Нилу, — сказал Фивершем и с тревогой вздрогнул, глядя на колючую заребу. — Конечно, это нам позволено. Мне так сказали. Мне сказал араб в Вади-Хальфе.
— И это правда, — ответил Тренч. — Вот, смотри! — Он указал на глиняную миску с водой рядом с собой. — Я наполнил ее в Ниле сегодня утром.