— Мы можем поговорить здесь.
Внизу, у кромки воды, некоторые заключенные разгружали доу, другие шлепали по колено в мутной воде. На берегу было полно визжащих, кричащих и возбужденных без всякой причины людей. Тюремщики находились в поле зрения, но не слышимости.
— Да, мы можем поговорить здесь. Зачем ты пришел?
— Меня схватили в пустыне, на дороге Арбайн, — медленно сказал Фивершем.
— Да, притворялся сумасшедшим музыкантом, странствующим из Вади-Хальфы с цитрой. Я знаю. Но ты осознанно преследовал свою цель. Ты пришел, чтобы присоединиться ко мне в Умдурмане.
— Откуда ты узнал?
— Ты сам рассказал. За последние три дня ты много рассказывал, — и Фивершем с тревогой посмотрел на него. — Очень много, — продолжал Тренч, — ты пришел ко мне, потому что пять лет назад я отправил тебе белое перо.
— А я тебе только это рассказал? — с беспокойством спросил Фивершем.
— Нет, — ответил он, оттягивая ответ.
Он сел, а Фивершем лежал на боку и смотрел на Нил, обхватив голову руками, так что они не видели друг друга.
— Нет, не только это. Ты говорил о девушке, той самой девушке, о которой рассказывал, когда Уиллоби, Дюрранс и я обедали с тобой в Лондоне. Теперь я знаю ее имя... Она была с тобой, когда прислали перья. Я не учел этой возможности. Она дала тебе четвертое перо вдобавок к нашим трем. Прости.
Некоторое время они молчали, а потом Фивершем медленно ответил:
— Со своей стороны, я не жалею. Я имею в виду, не жалею, что она присутствовала, когда прислали перья. Наверное, я даже рад. Она дала мне четвертое перо, это правда, но этому я тоже рад. Без ее присутствия, без этого четвертого пера, выдернутого из ее веера, я, возможно, тут же сдался бы. Кто знает? Сомневаюсь, что смог бы продержаться три долгих года в Суакине. Я видел тебя, Дюрренса и Уиллоби и многих людей, которые когда-то были моими друзьями, и вы все занимались привычным делом. Ты и представить не можешь, насколько привычная полковая рутина, которую все клянут при первом удобном случае, иногда кажется такой желанной. Я мог бы с легкостью сбежать. Сесть на лодку и отплыть обратно в Суэц. И тогда шанс, которого я ждал три года, так и не настал бы.
— Ты видел нас? — спросил Тренч. — И не подал знака?
— А как бы вы его восприняли? — Тренч промолчал. — Нет, я видел вас, но принимал меры, чтобы вы не видели меня. Сомневаюсь, что вынес бы все это без воспоминаний о той ночи в Рамелтоне, о четвертом пера, которое постоянно освежало их в моей памяти. Я никогда бы не прошел от Обака до Бербера, и уж точно не присоединился бы к тебе в Умдурмане.