Ведь если ей представится возможность — что, по её мнению, становилось всё более вероятно — слепота привяжет его к ней более крепкими узами, чем связывают любую другую пару. Она так ревновала его, ловя каждое слово и взгляд, что его зависимость от неё стала бы для миссис Адер величайшим удовольствием. Она наблюдала, как Этни и Дюрранс встретились на лужайке возле ступенек террасы. Она увидела, что они развернулись и рука об руку пошли по траве в сторону реки. Она заметила, что Этни о чём-то спрашивает, и всем сердцем жаждала подслушать.
Этни и в самом деле задавала вопросы.
— Вы были вчера у окулиста? Ну, что он сказал? — поспешно спросила она, как только они встретились.
Дюрранс пожал плечами.
— Что нужно ждать. Только время покажет, возможно ли излечение.
Этни чуть подалась вперед и пристально изучала его лицо, будто сомневаясь в правдивости его слов.
— Но нужно ли ждать нам с вами?
— Конечно, — ответил он. — Так будет во всех отношениях разумно. И вслед за этим Дюрранс задал вопрос, показавшийся Этни бессмысленным: — Я полагаю, это миссис Адер придумала план, по которому вы остановитесь у неё, через поле, когда я вернусь домой в Гессенс?
Этни смутилась, но ответила правдиво и прямо:
— Я очень расстроилась, услышав о несчастном случае с вами, так сильно, что сначала просто не знала, что делать. Я поехала в Лондон и рассказала всё Лауре, моей подруге, так что это был её план. Но, конечно, я приняла его всей душой, — в голосе Этни прозвучали нотки мольбы.
Она хотела поддержки Дюрранса, и он её понял. Улыбнувшись, он обернулся к ней.
— Я прекрасно это знаю, Этни, — мягко сказал он.
Этни облегченно вздохнула, и тревога слегка сошла с ее лица.
— Это было любезно со стороны миссис Адер, — продолжил Дюрранс, — но тяжело для вас, вы бы предпочли вернуться домой. Я прекрасно помню, как говорил Гарри Фивершем... — он произнес это имя беспечно, но после этого на секунду запнулся. Выражение его лица не показывало, что он замолчал намеренно, но Этни всё равно это подозревала. Наверное, он пытался услышать неловкое движение, которое выдаст ее боль. Но она не пошевелилась. — Как говорил Гарри Фивершем в Лондоне, перед тем как я уехал в Египет. Он говорил о вас. «Она душой и телом принадлежит своей родине. Не думаю, что она будет счастлива где-либо вдали от Донегола». И когда я это вспоминаю, то мне кажется эгоистичным задерживать вас здесь.
— Спрашивая, нужно ли нам ждать, я думала вовсе не об этом, — воскликнула Этни. — Я лишь удивлялась, почему вы предпочитаете ждать, почему настаиваете. Ведь ваше излечение ничего не изменит, хотя мы и надеемся, и молимся о нем всей душой.