Ликвидация шпрембергского оборонительного узла и новые решительные удары по котбусской группировке оказали свое действие на врага. Видимо, до сих пор неприятель все еще надеялся задержать наступление наших войск фланговыми действиями у Котбуса и Шпремберга.
Теперь, увидев бесплодность этих попыток, гитлеровцы начали поспешно отводить уцелевшие войска на запад, силясь оторваться от преследующих частей 13-й и 5-й гвардейской армий.
В этой обстановке отступавшие вражеские части сплошь и рядом оказывались в промежутках между нашими танковыми и общевойсковыми армиями и пытались ускользнуть через эти промежутки, чтобы присоединиться к группировке своей 9-й армии, действовавшей в лесах и болотах севернее Котбуса. Туда же стремились остатки котбусской группировки. Другого пути у них уже фактически не было.
Переговоры со Ставкой в этот день, как и в предыдущие два дня, были, как правило, очень короткие – никаких дополнительных указаний фронт не получал. Да это и понятно, потому что план наших действий, скорректированный в ночь на 18 апреля, после решения о повороте танковых армий на Берлин, в основном выполнялся без особых отклонений. Потому мои доклады были предельно краткими.
21 апреля я обстоятельно доложил в Ставку, что мы ворвались в район Цоссена, бои с вражескими частями там еще продолжаются, но уже ясно, что главный штаб немецко-фашистских сухопутных сил успел покинуть свою бывшую резиденцию.
Генеральный штаб получал от нас подробную и систематическую информацию, и у него не возникало почти никаких вопросов.
Штаб фронта в свою очередь получал систематическую информацию от армий.
Трудность моего положения как командующего фронтом заключалась в том, что действия развертывались на нескольких направлениях сразу и каждое из этих направлений требовало внимания и руководства. На севере продолжались бои за Котбус, в центре после ликвидации шпрембергского узла шло уверенное наступление на Берлин и к Эльбе. Однако на левом фланге, на дрезденском направлении, дела складывались все еще неблагоприятно, и это сильно отвлекало меня от главного удара.
К тому же и в глубоком тылу у нас находился еще один очаг – достаточно крупная группировка немцев, окруженная в Бреслау. Командующий 6-й армией генерал Глуздовский продолжал там активные операции. Его можно было понять: конечно, ему не хотелось брать Бреслау позже, чем мы возьмем Берлин, хотя впоследствии так оно и вышло.
Но, понимая это, я все же сдерживал его, а иногда и прямо запрещал проведение активных наступательных действий. Я исходил из того, что Бреслау будет взят в любое время, как только мы разделаемся с Берлином. Но, невзирая на эту достаточно ясно изложенную установку, я вынужден был и в час ночи, и позже – глубокой ночью, после всех других докладов, – выслушивать очередные соображения генерала Глуздовского о том, как он хочет, не выходя за пределы дозволенного, все-таки покончить с гитлеровцами, засевшими в Бреслау. Ведь, несмотря на все свои указания, я не мог полностью игнорировать понятное и вполне естественное желание командования 6-й армии.