Столь же внимательным был Максим Горький и к другим «Серапионовым братьям»: переписывался со многими из них, проявлял живой интерес к их новым произведениям, тщательно анализировал присланное. Он, выражаясь сегодняшним языком, держал руку на пульсе современной литературы, зорко подмечая всё новое, позитивное, что может принести плоды.
В частности, после выхода в свет повести Вениамина Каверина «Конец хазы» Горький писал М. Слонимскому: «Каверин смело шагнул в сторону от себя, — очень я его ценю. Этот должен дать что-то исключительное».
И, как показало время, классик не ошибся…
Но вернемся в февраль 1921 года, когда этот орден заявил о себе.
Лидером объединения сразу же стал Лев Лунц, которому едва исполнилось 20 лет. По воспоминаниям многих, особую привязанность испытывал Горький именно к Льву Лунцу. По словам Михаила Слонимского, относился к нему «с отцовской нежностью». В какой-то мере связано это было с тем, что оба они исповедовали два главных принципа, на которых строилось братство. Вениамин Каверин называет эти принципы: «тесная дружеская связь между „братьями“ — явление новое, небывалое, обнадеживающее в истории русской литературы», и «полное несходство в литературных вкусах не должно мешать и не мешает этой неразрывной связи».
В ту пору, когда все разделялись и каждый отстаивал свою и только свою правоту, это было действительно очень важно.
О Лунце необходимо добавить еще небольшой фрагмент из «Освещенных окон»: «Проходит сорок три года, и в источниковедении (без которого невозможно вообразить историю литературы) происходит событие.
Гарри Керн, студент, занимавшийся русской прозой двадцатых годов, находит в доме, где живет Женни Горнштейн, младшая сестра Лунца, на чердаке, среди отслуживших предметов домашнего обихода, старый запыленный чемодан. Он открывает его — и происходит чудо: воскрешение давно забытого, никому не известного или известного лишь немногим живым свидетелям начала начал советской литературы. Из чемодана сыплются письма Федина, Тихонова, Чуковского, Эренбурга, Михаила Слонимского, Шкловского, Тынянова, Полонской, Зощенко, Никитина, Лидии Харитон, которую я недаром назвал „серапионовским летописцем“, потому что только она с женской заботливостью пишет о характерных мелочах ежедневной литературной жизни.
Большая рукопись Лунца „Хождения“, в которой он предсказывал будущее своих друзей, „Хождения“, о которых в нашей литературе было лишь одно упоминание: Федин в книге „Горький среди нас“ писал о том, что, перечитывая старые лунцевские сатиры на „серапионов“, он приходил в ужас от его страшных и смешных пророчеств.