– Кто приказал? – спросила и она не шепотом, но тихо.
Но ответа не было, как не было лица у официанта, и самого официанта, и подноса… Только бокал чуть вздрагивал в ее руке, и вздрагивала в бокале фиолетовая слоистая мгла.
Я напилась, подумала она, как неловко, я напилась на приеме. И неприятности могут быть, подумала она.
* * *
На следующий день телефон звонил, не переставая. Никто не говорил о вчерашнем происшествии, о том, как она уронила бокал, полный красного вина, на скатерть, как суетились, оставаясь невидимыми, официанты… Обсуждали всякую ерунду – премьеры, грядущий дачный сезон, давно всем надоевшие измены и сожительства никого не интересовавших людей… Среди звонивших были и такие, кто прежде обращался к Ф. только в случае крайней нужды, а тут принимались болтать обо всякой ерунде, как близкие приятели. И, что не могло остаться не замеченным Л., – если трубку брала она, никто не звал к телефону Ф., беседовали с нею, хотя в последнее время ее избегали еще очевидней, чем самого Ф. Общая подлость ситуации бесила даже ее, вообще-то терпимую к любым естественным проявлениям человеческого ничтожества.
На очередной звонок ответила нелюбезным «да!».
– Комиссар госбезопасности А., – услышала она знакомую фамилию. – Нам надо встретиться… В ресторане «Савой» завтра, в два часа дня…
– У меня нет никакой нужды с вами встречаться, – начала она и тут же замолчала, опомнившись, но А. будто не расслышал ее наглых слов.
– В два часа дня, – повторил он и добавил: – Только Ф. ничего не говорите о встрече. Слышите? Ни слова. Если скажете, мы это будем считать изменой Родине…
Она вернулась в комнату, распахнула шкаф и принялась выбирать платье на завтра. Более всего подходило для важного обеда в «Савое» темно-синее плотного китайского шелка, в белый горох и с белым репсовым поясом. Но его надо было по новой моде отпустить не меньше, чем на ладонь, да еще отгладить сгиб, который наверняка останется на подоле… И что-то надо придумать с сумочкой… Хорошо хотя бы, что белые танкетки есть, почти не ношеные…
* * *
Война не слишком сказалась на ее жизни. Эвакуировали ее в Куйбышев, А. хотел, чтобы она была под рукой. Было скучно, но не так голодно, как в Азии, где знакомые действительно страдали. Вскоре Л. вернулась в Москву и поселилась в квартире Ф., приезжавшего с фронта на день-два раз в месяц. Немытый, истерически оживленный, он в эти приезды бывал способен даже на скромные постельные подвиги. Во всех театрах страны шла его пьеса «Западное направление», он вновь приобрел репутацию настоящего драматурга, а не только литературного начальника. Понемногу писал и большой военный роман…